Орхидея на лезвии катаны - [98]

Мама встречает меня на пороге с раскрытыми объятиями. Отчим уже на работе, его бизнес набирает обороты, Настя целует в щеку, красит губы и убегает, пообещав позвонить, - сегодня в институте ранние пары. Запах горячего шоколада с корицей щекочет ноздри, мой рот наполняется слюной от предвкушения сытного завтрака. Здесь нет места угрозам первого человека в городе, подлым подставам, цинично брошенным словам о том, что теперь я фактически никто и звать меня никак, у меня нет воли и собственных желаний, потому что нет самого права на подобную роскошь. Это уникальный и бесценный мир любящей семьи, которую никто и никогда у меня не сможет отнять. Можно разбить вдребезги волю, можно поставить на колени и убить саму жажду жизни – все это не имеет ровным счетом никакого значения, пока у меня есть тихая гавань и мои близкие, которые никогда не отвернутся, не позволят тебе упасть в бездну чужой тьмы. Здесь всегда согреют теплом и поддержкой, вернут те самые силы, которые у тебя отняли и растоптали, и на фоне этого твоя боль уйдет, канет в небытие. Я всегда буду сильнее его уже потому, что у меня есть бесценное сокровище – любовь моих близких. Это то, чего не будет у него при всем объеме власти. Он может отнять мою душу, свободу, способность радоваться и надеяться, но тепло родного дома – никогда в жизни. И уже одно это обстоятельство ни за что не позволит сдаться его абсолютной тьме, потому что мне есть ради кого жить и сражаться.

Один глоток горячего шоколада, кусочек тоста с абрикосовым вареньем, которое готовит мама, умопомрачительно вкусные эклеры – я забываю о калориях и всех гликемических индексах на свете, потому что они ласкают язык сильнее поцелуев любимого человека, тают на губах сладким послевкусием давно забытого детства – их готовили всего раз в году, на мой день рождения. Ева прыгает ко мне на коленки под умиленную улыбку матери, вспоминает мультик «Котенок по имени Гав», и я едва успеваю прикрыть одежду салфеткой, чтобы повторить номер с поеданием сосиски, вместо которой сейчас эти самые удлиненные эклеры. Мы смеемся, измазавшись практически по уши в белковом креме. Я не хочу думать о том, что спустя несколько часов услышу то, что окончательно подорвет все защитные баррикады моей стрессоустойчивости – интуиция сигнализирует об этом как никогда безжалостно. У меня еще два часа, и надо заехать в магазины, потому что непонятно, когда я еще туда попаду, и останутся ли вообще у меня на это желание и силы.

- Мам? – я подкрашиваю губы перед зеркалом, когда Ева тихонько подкрадывается, забавно переминаясь с ноги на ногу. Кисть блеска для губ скользит по пурпурной кайме уверенным мазком, перехватываю в зеркале взгляд дочери. Он мне знаком, должен вызвать умиление и тепло, но я очень хорошо помню, кто последним удостоился подобного взгляда. От этого понимания ментоловые иглы вонзаются в позвоночник, выбив дрожь в напрягшихся пальцах.

- Да, мое солнышко? – ласково спрашиваю я с предчувствием надвигающейся беды.

- Мам, а когда мы поедем в тир вместе с принцем Эриком и я буду стрелять из настоящего пистолетика по мягким игрушкам?..

Дима

Как мне удается спокойно смотреть на происходящее на мониторе, не вскочить в тот самый момент, когда лапы гориллы в бронежилетах ощупывают ее тело, сжимая совсем не поверхностным исследованием на предмет оружия, словно под тонкой тканью чулков можно скрыть ядерный арсенал страны? Каким чудом я не начинаю трясти за плечи представителей прокуратуры, засевших в моем кабинете и раскладывающих по полочкам детали операции? Ничего этого нет и близко. Я продолжаю наблюдать за ментовским беспределом, прокручивая браслет часов на запястье и удерживая ироничную улыбку жестокого равнодушия. Никто из них не имеет права понимать реальное положение вещей и хотя бы поверхностно касаться того, что творится в моей душе в этот самый момент.

Я понимаю, что, находись я сейчас ней рядом, ничего подобного бы не произошло, и совсем не из-за моего особого статуса, я бы просто-напросто сломал челюсть тому, кто посмел к ней прикоснуться. Почему я смотрю это реалити-шоу в онлайн-режиме, вместо того чтобы находиться там, с моей девчонкой? Да потому что знаю, что произойдет, если я увижу, как ее трогают чужие руки, причиняют боль и наполняют ее сознание ужасом, не оставляя места для того, чем собираюсь заполнить ее я.

Рефлекторная дрожь все же проходит по позвоночнику, царапнув разрывающей болью в области сердца, я с изумлением ощущаю привкус крови на языке. Координаторы операции “Стоп-коррупция” спокойны, как удавы, - им такие отрежессированные сценарии давно привычны. Мне хочется спросить, сохранили бы они подобное самообладание в случае, если бы сейчас лапали их жену или сестру, вдавив в стену и тыкая прикладом в поясницу, параллельно с этим…

Бл*дь. Сердце срывается в бешеную аритмию от вторжения фантомного кинжала, когда я понимаю, где сейчас оказались руки этого вы*лядка. Он наслаждается своей внезапно свалившейся на голову властью, не понимая, что смотрит прямо в камеру, которую наполовину загородил собой коллега - именно ему адресована похабная улыбка тупорылого варвара, которому упало с неба законное право лапать женщину, подошву туфель которой в реальной жизни он бы не удостоился даже вылизать до блеска. Я запоминаю черты его лица до последнего микрона. Когда закончится этот фарс, пойдет как соучастник на несколько лет, я об этом позабочусь. Камера не передает звук, а я не уверен, что именно произносят шевелящиеся губы «искателя», по выражению лица можно догадаться, что он не стихи ей читает. Когда Юльку буквально силком волокут вверх по лестнице и мелькают темно-красные декорации элитного клуба, я чувствую себя так, будто унизительную операцию задержания-обыска только что провернули со мной. Но внешне это никак не выражается, пальцы не дрожат, когда я делаю медленный глоток коньяка, а улыбка скучающего зрителя не сходит с губ.