Организованный ум - [27]

Получается, мы теряем вещи из-за того, что отвлекаемся именно в тот момент, когда кладем их куда-то. Спасением может стать развитие навыка полного присутствия и повышение внимательности: мы вполне в состоянии научиться всегда сосредотачиваться на текущем моменте, как это делают дзен-буддисты, и осознавать, куда и что кладем. Стараясь концентрировать внимание на происходящем, мы приучим мозг (особенно гиппокамп) запоминать, куда и что кладем, так как будем всякий раз переходить в состояние активной сфокусированной деятельности и фиксировать происходящее. А если мы заведем удобные крючки для ключей, полочку для телефонов или коробку для солнечных очков, не придется держать в памяти информацию об этих предметах, благодаря чему мы снимем с мозга часть нагрузки и перенесем на внешние системы. Вообще, попытки расширить возможности памяти с помощью внешней среды предпринимали еще древние греки, и эффективность этих стараний подтверждается современными нейробиологами. Если задуматься, мы действительно научились передавать функции памяти внешним носителям и устройствам. Как пишет Дэн Вегнер, психолог Гарвардского университета, «наши стеллажи ломятся от книг, шкафы полны важных документов, блокноты исписаны идеями и заметками, а дома обязательно найдутся сувениры»[113]. Это ведь тоже способ запомнить и вспомнить: слово «сувенир» происходит от французского «помнить», или «на память». Важные данные мы храним в компьютерах, даты заносим в календари, а студенты пытаются записать ответы на вопросы будущего экзамена прямо на руке[114].

Многие из экспертов, исследующих человеческую память, приходят к выводу, что огромный объем информации о том, с чем мы столкнулись и что испытали в течение жизни, остается в мозге: что видели, слышали, обоняли и осязали, о чем думали и говорили, как катались на велосипеде или обедали – все, чему мы уделили хоть какое-то внимание, в нем сохраняется. Но если так, почему мы забываем? Патрик Джейн, герой сериала «Менталист», сформулировал довольно красноречиво: «Память нас подводит, потому что мозг использует совершенно негодную систему учета и хранения данных. Он берет все, что с нами происходит, и сваливает скопом в один громадный темный шкаф. И когда мы пытаемся что-то отыскать в воспоминаниях, то либо замечаем преимущественно крупные события и значительные переживания, скажем, смерть родителей, либо натыкаемся на ненужную ерунду, вроде слов дурацкой песни. А то, что на самом деле нужно, найти почти невозможно. Но это не повод для паники – ведь искомое точно где-то там, в этом шкафу»[115].

Когда мы переживаем некое событие, то, в зависимости от обстоятельств, активируется одна из нейронных цепочек. Вот, скажем, наблюдаем закат – и возбуждаются зрительные центры, отвечающие за тень и свет, а также за розовый, оранжевый и желтый. Вид неба быстро меняется, и для его созерцания на полчаса раньше или позже будут задействованы другие нейроны. Или, скажем, вы смотрите теннисный матч: именно благодаря деятельности нейронов вы различаете лица игроков, замечаете их перемещения, следите за движениями мяча и ракеток – а с помощью более комплексных когнитивных инструментов успеваете заметить, не вышел ли мяч за пределы поля, и даже вести счет. Каждая мысль, все впечатления и ощущения связаны с уникальным набором нейронов – а без этого все казалось бы нам одинаковым. Именно потому, что группы нейронов активируются не одновременно, мы различаем эти события.

Вспоминание – это повторное выстраивание и активация в точности той цепочки нейронов, которая была задействована при первоначальном событии. Нейроны помогают ощутить и осознать происходящее, а когда мы хотим что-то вспомнить, они же восстанавливают для нас обстоятельства. Как только удается активировать нейроны примерно в той же конфигурации, что и в момент события, мы получаем воспоминание: словно проигрывается вся последовательность сюжета, но в более низком разрешении. Если бы удалось выстроить в точности такую же нейронную цепочку, какой она была в момент события, воспоминание оказалось бы удивительно точным и реалистичным. Однако процесс вспоминания не идеален: команды, заставляющие нейроны воспроизводить первоначальную цепочку, недостаточно сильны, в силу чего воспоминание оказывается лишь бледной и часто неточной копией произошедшего. Помимо прочего, проживаемые события нередко схожи, поэтому, когда мы пытаемся мысленно восстановить какое-то из них, мозгу сложно выделить конкретный факт из ряда типичных. Так что память нас подводит не только потому, что из-за ограниченности возможностей мозг не в состоянии хранить всю информацию, а еще и в силу особенностей вспоминания: ошибки возникают по причине схожести файлов. Бывает также, что воспоминания со временем меняются[116]. Когда мы что-то пытаемся воспроизвести, оно находится в уязвимом, нестабильном состоянии, и важно все выстроить в правильной последовательности. Если вы делитесь воспоминанием с приятелем, а тот говорит: «Да нет, машина была зеленой, а не синей», – то эта новая информация тоже укореняется в памяти. Воспоминания могут и вовсе стираться, если в момент воспроизведения что-то мешает: скажем, вы не выспались, отвлеклись, получили травму или в мозге произошли нейрохимические изменения.