Орест и сын - [4]

Шрифт
Интервал

Жизнь, выпавшая на пенсионные годы, казалось, обрела смысл. Внешний мир, состоявший из отдельных фактов, начал собираться воедино. В сознании Тетерятникова он сложился в систему научно-исследовательских институтов, в каждом из которых его ждали любознательные женщины. Постепенно Матвей Платонович научился лавировать и в море фактов, переполнявших его память. Все реже отклоняясь в сторону, он сосредоточился на мифологическом аспекте истории, и лекции его обрели границы. Доведись ему учиться заново, Тетерятников сумел бы порадовать преподавателей. Однако теперь он учил сам, точнее, занимался просветительством, но деятельность, благородная сама по себе, не приносила покоя. Все чаще Тетерятникову являлись мысли о смерти и спутница их — тоска. Эти мысли влекли его к зеркалу: в прежние времена Матвей Платонович не имел привычки туда заглядывать. Теперь, всматриваясь в собственное изображение, он обходил вниманием несущественные детали, вроде лица и туловища, сосредоточиваясь на голове. Словно проникая в глубины черепа, Тетерятников думал о том, что стоит ему умереть, и знания, накопленные за долгие годы, исчезнут — канут за ним в могилу.

Тоскуя, Тетерятников наконец понял, чего добивались от него университетские педагоги. Авторы, чьи книги собрались в его библиотеке и памяти, уступали ему в эрудиции, однако обладали одним неоспоримым преимуществом: умели создавать теории. Раньше Матвей Платонович не придавал этому значения, словно теории были жидким бульоном, в котором плавают самые вкусные кусочки. Теперь Тетерятников осознал ошибку: чужие теории были крепким студнем, державшим конструкцию. Только в таком виде можно оставить людям свои знания. Об этом, приходя в отчаяние, Матвей Платонович думал неотступно.

Снова ему помог случай. Время от времени в городе умирали владельцы библиотек, и наследники, предпочитавшие частные услуги, приглашали Тетерятникова оценить богатство. Оценивал он скрупулезно и честно, а в качестве гонорара подбирал для себя стопку книг, об истинной ценности которых скромно умалчивал. Наследники догадывались, но предпочитали скрывать догадки, поскольку в обмен получали исчерпывающий прейскурант. На букинистов имя Тетерятникова действовало магически.

Вообще говоря, большинство владельцев заметных библиотек Матвей Платонович знал лично. Круг был довольно узок: основные библиотечные состояния сколачивались на его памяти, но в тот раз ему особенно повезло. Мужчина, позвонивший по телефону, назвал свою фамилию, которая говорила сама за себя. Прежде чем проситель объяснился, Тетерятников понял: речь шла о библиотеке профессора, много лет прослужившего в Пушкинском доме. Беседа началась хорошо. Судя по тону, наследник был беспомощен. Не то чтобы Матвей Платонович собирался его обманывать, но с дилетантом вести дела приятнее. Тетерятников выдвинул свое условие, которое наследник принял с готовностью.

Работа заняла два месяца, и к их исходу Тетерятников сделался обладателем увесистой стопки, едва помещавшейся в портфеле. Этот улов был особенно хорош. Торопясь упиться добычей, Матвей Платонович поднимался по крутой лестнице. До шестого этажа он добрел, задыхаясь. Пересидев одышку, Тетерятников напился чаю, трубно высморкался и взялся за самое лакомое. В руки попал немец, изданный по-русски в 1924 году.

Лет пятьдесят тому назад, плоховато зная немецкий, Матвей Платонович все-таки осилил подлинник. Теорию он счел надуманной. Автор, напротив, показался ему симпатичным, то есть довольно эрудированным. Теперь, порывшись в памяти, Матвей Платонович извлек дату его смерти и поджал губы: немец, чьи познания — в сравнении с его собственными — были скромнее, сумел остаться в истории. Это Тетерятников знал наверное — чуял нюхом. Недовольно подергав бородавку, он разложил газету, раскрыл неприятную книгу и углубился в чтение. Впервые Матвей Платонович замыслил не узнать, но перенять.

То, что не далось в подлиннике, на этот раз открылось во всей полноте. Еще не завершив чтения, Тетерятников почувствовал глубокое сродство. Эрудированный немец ведал трагическое, чуждое ленинградским профессорам. Расправляясь с поверхностной очевидностью, затенявшей суть дела, ушлый немец искал и находил одновременные эпохи, посрамлявшие теорию прямого течения времени. На поверхностный взгляд какого-нибудь университетского дилетанта, они приходились на разные времена и протекали в разных точках земли. Однако за обманчивой очевидностью скрывалась сокровенная суть: эти эпохи обладали общими свойствами, и люди, чьи жизненные сроки отстояли друг от друга на долгие тысячелетия, на самом деле были современниками. Не имея об этом ни малейшего понятия, они ставили и решали одинаковые вопросы, и эпоха — огромная и неумолимая мельница — поднимала их на воздух, чтобы, ввергнув в смертельное коловращение, сбросить с безжизненного крыла. В каком-то смысле эти люди были обречены на поражение, но их личные поражения — если взглянуть с высоты исторического полета — становились ступенью к победам их последователей.

У таких одновременных эпох имелись признаки, которые немец, разгадавший главное, сумел опознать и сформулировать. Нет нужды, что немец выражался весьма витиевато, — Матвей Платонович понял его основную мысль: история, делающая прихотливые зигзаги, неизменно возвращается в исходную точку, чтобы на новом отрезке времени воспроизвести прошлое, расцветив его новыми деталями. За минувшие тысячелетия этих деталей накопилось великое множество, и все они норовили соткаться в дымовую завесу, размывающую контуры закономерностей. Их разгадке немец посвятил свой объемистый труд.


Еще от автора Елена Семеновна Чижова
Время женщин

Елена Чижова – коренная петербурженка, автор четырех романов, последний – «Время женщин» – был удостоен премии «РУССКИЙ БУКЕР». Судьба главной героини романа – жесткий парафраз на тему народного фильма «Москва слезам не верит». Тихую лимитчицу Антонину соблазняет питерский «стиляга», она рожает от него дочь и вскоре умирает, доверив девочку трем питерским старухам «из бывших», соседкам по коммунальной квартире, – Ариадне, Гликерии и Евдокии. О них, о «той» жизни – хрупкой, ушедшей, но удивительно настоящей – и ведет рассказ выросшая дочь героини, художница… В книгу также вошел роман «Крошки Цахес».


Крошки Цахес

В романе «Крошки Цахес» события разворачиваются в элитарной советской школе. На подмостках школьной сцены ставятся шекспировские трагедии, и этот мир высоких страстей совсем непохож на реальный… Его создала учительница Ф., волевая женщина, self-made women. «Английская школа – это я», – говорит Ф. и умело манипулирует юными актерами, желая обрести единомышленников в сегодняшней реальности, которую презирает.Но дети, эти крошки Цахес, поначалу безоглядно доверяющие Ф., предают ее… Все, кроме одной – той самой, что рассказала эту историю.


Преступница

Елена ЧижоваПреступницаРоман.


Лавра

Елена Чижова, автор книг «Время женщин» («Русский Букер»), «Полукровка», «Крошки Цахес», в романе «Лавра» (шортлист премии «Русский Букер») продолжает свою энциклопедию жизни.На этот раз ее героиня – жена неофита-священника в «застойные годы» – постигает азы непростого церковного быта и бытия… Незаурядная интеллигентная женщина, она истово погружается в новую для нее реальность, веря, что именно здесь скроется от фальши и разочарований повседневности. Но и здесь ее ждет трагическая подмена…Роман не сводится к церковной теме, это скорее попытка воссоздания ушедшего времени, одного из его образов.


Полукровка

Елена Чижова – автор пяти романов. Последний из них, «Время женщин», был удостоен премии «Русский Букер», а «Лавра» и «Полукровка» (в журнальном варианте – «Преступница») входили в шорт-листы этой престижной премии. Героиня романа Маша Арго талантлива, амбициозна, любит историю, потому что хочет найти ответ «на самый важный вопрос – почему?». На истфак Ленинградского университета ей мешает поступить пресловутый пятый пункт: на дворе середина семидесятых. Девушка идет на рискованный шаг – подделывает анкету, поступает и… начинает «партизанскую» войну.


Китаист

Новый роман букеровского лауреата Елены Чижовой написан в жанре антиутопии, обращенной в прошлое: в Великую Отечественную войну немецкие войска дошли до Урала. Граница прошла по Уральскому хребту: на Востоке – СССР, на Западе – оккупированная немцами Россия. Перед читателем разворачивается альтернативная история государств – советского и профашистского – и история двух молодых людей, выросших по разные стороны Хребта, их дружба-вражда, вылившаяся в предательство.


Рекомендуем почитать
Ключ от замка

Ирен, археолог по профессии, даже представить себе не могла, что обычная командировка изменит ее жизнь. Ей удалось найти тайник, который в течение нескольких веков пролежал на самом видном месте. Дальше – больше. В ее руки попадает древняя рукопись, в которой зашифрованы места, где возможно спрятаны сокровища. Сумев разгадать некоторые из них, они вместе со своей институтской подругой Верой отправляются в путешествие на их поиски. А любовь? Любовь – это желание жить и находить все самое лучшее в самой жизни!


Пробник автора. Сборник рассказов

Даже в парфюмерии и косметике есть пробники, и в супермаркетах часто устраивают дегустации съедобной продукции. Я тоже решил сделать пробник своего литературного творчества. Продукта, как ни крути. Чтобы читатель понял, с кем имеет дело, какие мысли есть у автора, как он распоряжается словом, умеет ли одушевить персонажей, вести сюжет. Знакомьтесь, пожалуйста. Здесь сборник мини-рассказов, написанных в разных литературных жанрах – то, что нужно для пробника.


Моментальные записки сентиментального солдатика, или Роман о праведном юноше

В романе Б. Юхананова «Моментальные записки сентиментального солдатика» за, казалось бы, знакомой формой дневника скрывается особая жанровая игра, суть которой в скрупулезной фиксации каждой секунды бытия. Этой игрой увлечен герой — Никита Ильин — с первого до последнего дня своей службы в армии он записывает все происходящее с ним. Никита ничего не придумывает, он подсматривает, подглядывает, подслушивает за сослуживцами. В своих записках герой с беспощадной откровенностью повествует об армейских буднях — здесь его романтическая душа сталкивается со всеми перипетиями солдатской жизни, встречается с трагическими потерями и переживает опыт самопознания.


Пробел

Повесть «Пробел» (один из самых абстрактных, «белых» текстов Клода Луи-Комбе), по словам самого писателя, была во многом инспирирована чтением «Откровенных рассказов странника духовному своему отцу», повлекшим его определенный отход от языческих мифологем в сторону христианских, от гибельной для своего сына фигуры Magna Mater к странному симбиозу андрогинных упований и христианской веры. Белизна в «онтологическом триллере» «Пробел» (1980) оказывается отнюдь не бесцветным просветом в бытии, а рифмующимся с белизной неисписанной страницы пробелом, тем Событием par excellence, каковым становится лепра белизны, беспросветное, кромешное обесцвечивание, растворение самой структуры, самой фактуры бытия, расслоение амальгамы плоти и духа, единственно способное стать подложкой, ложем для зачатия нового тела: Текста, в свою очередь пытающегося связать без зазора, каковой неминуемо оборачивается зиянием, слово и существование, жизнь и письмо.


В долине смертной тени [Эпидемия]

В 2020 году человечество накрыл новый смертоносный вирус. Он повлиял на жизнь едва ли не всех стран на планете, решительно и нагло вторгся в судьбы миллиардов людей, нарушив их привычное существование, а некоторых заставил пережить самый настоящий страх смерти. Многим в этой ситуации пришлось задуматься над фундаментальными принципами, по которым они жили до сих пор. Не все из них прошли проверку этим испытанием, кого-то из людей обстоятельства заставили переосмыслить все то, что еще недавно казалось для них абсолютно незыблемым.


Вызов принят!

Селеста Барбер – актриса и комик из Австралии. Несколько лет назад она начала публиковать в своем инстаграм-аккаунте пародии на инста-див и фешен-съемки, где девушки с идеальными телами сидят в претенциозных позах, артистично изгибаются или непринужденно пьют утренний смузи в одном белье. Нужно сказать, что Селеста родила двоих детей и размер ее одежды совсем не S. За восемнадцать месяцев количество ее подписчиков выросло до 3 миллионов. Она стала живым воплощением той женской части инстаграма, что наблюдает за глянцевыми картинками со смесью скепсиса, зависти и восхищения, – то есть большинства женщин, у которых слишком много забот, чтобы с непринужденным видом жевать лист органического салата или медитировать на морском побережье с укладкой и макияжем.