Орельен. Том 2 - [120]

Шрифт
Интервал

Такая ночь, как эта. И то, что происходит сейчас в стране. Орельен чувствовал себя, как животное во время грозы, не успевшее забиться в чащу леса. Его личная история на фоне той большой истории, что свершается вокруг. Мучительная и в то же время беспредельно важная. Минута отдохновения среди пламени пожарищ. Вдалеке раздался глухой шум. Как раз туда и вела дорога.

— Слышите? — крикнул Гастон.

— Да. Танки, наверняка танки. Откуда? Может быть, это вернулась дивизия или мы оставляем город…

Грохот, поначалу громкий, становился глуше, смягченный ватным покровом мглы. Должно быть, Р. уже недалеко. Между ними залегла вся тяжесть молчания Береники. Те, что сидели сзади, пытались о чем-то говорить. Гастон переключил скорость, машина выехала у перекрестка на шоссе. И вдруг…

— Что это такое? Что случилось? Что происходит?

Разноголосые возгласы замолкли в скрежете тормозов, машина резко остановилась… Пулеметы. По-птичьему просвистели пули, показался огонь. «Вот оно, — подумал Орельен, — я ранен». Рука его налилась тяжестью, непереносимой тяжестью. Однако боли не было. Должно быть, идет кровь. Та рука, которой он обнимал плечи Береники. Он крикнул Гастону:

— Гоните, не останавливаясь!

Гастон круто свернул машину на проселочную дорогу, отходившую от того шоссе, по которому… а не свернул на шоссе, не растерялся. Молодец… Раздался треск, должно быть, разбилось переднее ветровое стекло. Должно быть, осколками стекла осыпало их.

— Все в порядке? — испуганно спросил вдруг протрезвившийся Люсьен.

— Да, да, — ответил Орельен. Он боялся, что из-за него остановят машину.

— А вы там, сзади? — осведомился полушепотом Гастон. На заднем сидении истерически хохотала двоюродная сестра Береники. Орельен обратился к Гастону:

— Жмите на всю железку, дружок… Вы знаете, куда ведет эта дорога? Нет?.. Главное, свернуть с их пути.

— С их пути? А кто же они?

Вопрос был задан с заднего сидения. Жизель встала во весь рост. Да сядьте вы, черт бы вас побрал, сядьте, Жизель! Аптекарь тянул ее за платье. Дорога была совершенно разбита, машину подкидывало на ухабах.

— Как кто?.. Боши! — ответил Орельен. Он старался не двигать раненой рукой. Должно быть, он потерял много крови. Стреляли, по-видимому, из пулемета, с бронеавтомобиля. Они теперь посылают вперед бронеавтомобили, чтобы прощупать дорогу. В эти дни, желая избежать ненужных потерь, они сначала наудачу прочесывали дороги, отнюдь не стремились обязательно схватиться с противником, выбирали окольные пути… Орельену хотелось потрогать свою онемевшую от тупой боли руку…

Гастон чертыхался. А те на заднем сидении выкрикивали какие-то непонятные сумасшедшие слова:

— Они будут нас преследовать?

— Не думаю, впрочем посмотрите, может быть, вам виднее!

Этот вопрос был адресован Орельену. Он потрогал руку и почувствовал под пальцами мокрое пятно. Кровь, должно быть, стекала из раны по плечу Береники. С минуты на минуту она могла заметить это.

— Береника, не бойтесь, — негромко произнес он…

— Я не боюсь, — шепнула она своим прежним голосом, как когда-то в парижском такси. Орельен почувствовал, что в его душе поднимается какая-то нелепая гордость из-за этой раны.

— Это пустяки, — еле слышно прошептал он на ухо соседке. И она ответила:

— Знаю… что пустяки… — И это даже немножко его обидело.

Конечно, он и сам так сказал: ничего, мол, особенного, — но она уж как-то слишком легко отнеслась к его беде! Вот почему он добавил, только для одной Береники:

— Я ранен…

Но Гастон услышал эти слова и, конечно, притормозил. Он сказал:

— Ранены?

— Да это пустяки, совсем легко!.. — ответил Орельен.

Он почувствовал, что Береника, как-то странно мотая головой, склонилась к нему на плечо.

— Он ранен! — визжала кузина на заднем сиденье. — Господин Лертилуа ранен!

Гастон вытащил из кармана фонарик, и свет желтой метелочкой скользнул сначала по коленям сидевших в машине, потом поднялся выше, к их лицам, в поисках раны.

— Рука, — сказал Орельен, желая помочь Гастону.

Свет упал на его беспомощно повисшую руку, туда, где так тесно прижались друг к другу эти двое, объявленные любовниками, но никогда ими не бывшие; с окровавленной руки Орельена, поддерживавшей Беренику, кровь стекала на ее платье, расплылась на нем крупным пятном, а голову Береника склонила на грудь.

— Береника!

Все вскрикнули в один голос. Глаза у нее были полузакрыты, на губах — улыбка, улыбка Незнакомки, выловленной из вод Сены. Пули пронизали ее насквозь… Она была мертва, и Орельен сразу понял, что она мертва.

— А я-то беспокоился о своей руке! — проговорил Орельен.

К счастью, никто не слышал его слов. Жизель разразилась рыданиями; толстый аптекарь выкрикивал, стеная:

— Нисетта! Не может этого быть. Нисетта!

Фонарик погас. Послышался глухой голос Гастона:

— Теперь нужно отвезти ее домой.


1944 г.


Внимание!

Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.


Еще от автора Луи Арагон
Коммунисты

Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его. Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона.


Молодые люди

В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).


Римские свидания

В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).


Стихотворения и поэмы

Более полувека продолжался творческий путь одного из основоположников советской поэзии Павла Григорьевича Антокольского (1896–1978). Велико и разнообразно поэтическое наследие Антокольского, заслуженно снискавшего репутацию мастера поэтического слова, тонкого поэта-лирика. Заметными вехами в развитии советской поэзии стали его поэмы «Франсуа Вийон», «Сын», книги лирики «Высокое напряжение», «Четвертое измерение», «Ночной смотр», «Конец века». Антокольский был также выдающимся переводчиком французской поэзии и поэзии народов Советского Союза.


Страстная неделя

В романе всего одна мартовская неделя 1815 года, но по существу в нем полтора столетия; читателю рассказано о последующих судьбах всех исторических персонажей — Фредерика Дежоржа, участника восстания 1830 года, генерала Фавье, сражавшегося за освобождение Греции вместе с лордом Байроном, маршала Бертье, трагически метавшегося между враждующими лагерями до последнего своего часа — часа самоубийства.Сквозь «Страстную неделю» просвечивают и эпизоды истории XX века — финал первой мировой войны и знакомство юного Арагона с шахтерами Саарбрюкена, забастовки шоферов такси эпохи Народного фронта, горестное отступление французских армий перед лавиной фашистского вермахта.Эта книга не является историческим романом.


Римского права больше нет

В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).


Рекомендуем почитать
Время украшать колодцы

1922 год. Молодой аристократ Эрнест Пик, проживающий в усадьбе своей тетки, никак не может оправиться (прежде всего психологически) от последствий Первой мировой войны. Дорогой к спасению для него становится любовь внучки местного священника и помощь крестьянам в организации праздника в честь хозяйки здешних водоемов, а также противостояние с теткой, охваченной фанатичным религиозным рвением.


Старинные индейские рассказы

«У крутого обрыва, на самой вершине Орлиной Скалы, стоял одиноко и неподвижно, как орёл, какой-то человек. Люди из лагеря заметили его, но никто не наблюдал за ним. Все со страхом отворачивали глаза, так как скала, возвышавшаяся над равниной, была головокружительной высоты. Неподвижно, как привидение, стоял молодой воин, а над ним клубились тучи. Это был Татокала – Антилопа. Он постился (голодал и молился) и ждал знака Великой Тайны. Это был первый шаг на жизненном пути молодого честолюбивого Лакота, жаждавшего военных подвигов и славы…».


Путешествие к истокам мысли

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Женская месть

Любили и герои этой книги. Но их любовь была омрачена и предана. Она не принесла радости и оставила на судьбах горькую печать разочарований…


Не под пустым небом

Вторая книга трилогии «Побережье памяти». Волнующий рассказ о людях семидесятых годов 20 века – о ярких представителях так называемой «потаённой культуры». Художник Валерий Каптерев и поэт Людмила Окназова, биофизик Александр Пресман и священник Александр Мень, и многие, многие другие живут на этих страницах… При этом книга глубоко личная: это рассказ о встрече с Отцом небесным и с отцом земным.


Святочная повесть

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Христа распинают вновь

Образ Христа интересовал Никоса Казандзакиса всю жизнь. Одна из ранних трагедий «Христос» была издана в 1928 году. В основу трагедии легла библейская легенда, но центральную фигуру — Христа — автор рисует бунтарем и борцом за счастье людей.Дальнейшее развитие этот образ получает в романе «Христа распинают вновь», написанном в 1948 году. Местом действия своего романа Казандзакис избрал глухую отсталую деревушку в Анатолии, в которой сохранились патриархальные отношения. По местным обычаям, каждые семь лет в селе разыгрывается мистерия страстей Господних — распятие и воскрешение Христа.


Спор об унтере Грише

Историю русского военнопленного Григория Папроткина, казненного немецким командованием, составляющую сюжет «Спора об унтере Грише», писатель еще до создания этого романа положил в основу своей неопубликованной пьесы, над которой работал в 1917–1921 годах.Роман о Грише — роман антивоенный, и среди немецких художественных произведений, посвященных первой мировой войне, он занял почетное место. Передовая критика проявила большой интерес к этому произведению, которое сразу же принесло Арнольду Цвейгу широкую известность у него на родине и в других странах.«Спор об унтере Грише» выделяется принципиальностью и глубиной своей тематики, обширностью замысла, искусством психологического анализа, свежестью чувства, пластичностью изображения людей и природы, крепким и острым сюжетом, свободным, однако, от авантюрных и детективных прикрас, на которые могло бы соблазнить полное приключений бегство унтера Гриши из лагеря и судебные интриги, сплетающиеся вокруг дела о беглом военнопленном…


Равнодушные

«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.


Господин Фицек

В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.