Орельен. Том 2 - [114]
— Ничего глупее нельзя придумать! Вы, конечно, шутите… К тому же Орельен нездоров.
— Я? Нисколько. Как только проходит приступ, я даже забываю, что болен.
Все это становилось похоже на какой-то заговор. Заговор, который плелся вокруг Береники и Орельена, но был им на руку. И не последним его участником являлся, с минуты встречи разлученных любовников, сам господин Морель. Пили довольно много. С таким чувством, что пьют они как бы в отместку врагу.
В пустых стаканах еще догорал вечерний свет. Но не посвежело нисколько. Вечер был тяжелый, цепкий, как объятия влюбленной женщины. Береника все еще спорила, слышался ее голос: «Нет, ни за что… Орельен, скажите им, что это сумасшествие… У нас ведь запрещено появляться на дорогах…»
Гастон отводил все возражения.
— Пустяки, — заметил он, — можно взять машину, мою машину. Положитесь на меня. А что касается жандармов, то им, поверьте, не до нас…
— Понимаете ли, что вы говорите, Гастон! Орельен ведь офицер, у него могут быть неприятности.
Но возможные неприятности Орельена были им более чем безразличны. Не собирается же он делать военную карьеру? Жизель расписывала красоты местности, где живет Гастон. Самым ревностным сторонником поездки проявил себя Морель. Слепая старуха в отчаянии качала головой.
— А что, солнце еще не скрылось? — спрашивала она.
В общем гаме, в пошлом священнодействии десерта эта фраза прозвучала глубоким, реальным отчаянием, как будто речь шла о чьей-то погубленной жизни. Береника поглядела на мать и вздрогнула.
— Шли бы вы к себе, мама!
Голос был непохож на знакомый Орельену голос Береники. Глубокий, чуть приглушенный. Голос, восходивший к годам ее детства, когда мать и ребенок беседовали, таясь от этого страшного отца, от этого бушевавшего в большом доме чужого человека… Вся история жизни Береники вспомнилась Орельену; ничто, оказывается не было утрачено из рассказа Береники, услышанного двадцать лет тому назад в Париже… Гастон взял его за руку.
— Дорогой мосье, — шепнул ему Гастон, — скажите ей, что вам эта прогулка будет приятна… Береника…
Орельен поглядел на говорившего пустыми глазами и невольно подумал: «Что им всем нужно?»
Господин Морель добавил:
— Вы не можете себе представить, какой чудесный сад у Гастона, огромные каштаны… огромные.
И вдруг, как это бывает, Орельен почему-то решился, даже пожелал ехать. Он посмотрел вслед Беренике, уводившей мать к дому, и сказал, что — да, ему было бы приятно поехать.
VII
Они благополучно выбрались за пределы города. Гастон провел машину тесными улочками с ловкостью чемпиона-гонщика или просто сильно выпившего человека. Они не встретили ни одного патруля сенегальцев. Шоссе шло сначала между развалинами домов, потом открылся вид на пустынные поля и виноградники. Лозы, покрытые сульфатом, лиловели, как будто ночь начиналась именно с них. Шоссе, — ибо они ехали по шоссе, — вдруг повернуло вбок и холмами побежало кверху, как собака, благополучно увернувшаяся от наезжающих на нее колес. Рыжая собака…
Рыжая собака Береники бежала с минуту за машиной, потом отстала, и Береника сказала, проводив ее глазами:
— Бедный старый пес! Он уже не в силах, он тоже не в силах…
Не стоило спрашивать себя, к кому относились эти слова. Вероятно, ни к кому в особенности, но их не трудно было понять.
Она сидела между Орельеном и Гастоном. Было тесно, и Орельен обнял ее за плечи. Он слышал, как дышит, стараясь удерживать дыхание, Береника, — да и вся она была в странном напряжении, начеку, как умеют быть только женщины. На заднем сидении старенькой залатанной машины марки «виснер» слышался смех Жизели, устроившейся между Морелем и кузиной с печальным лицом; сам господин Морель суетился, говорил без умолку. Спускался душный вечер. Странной была вся эта внезапно предпринятая поездка за город. Для чего, в сущности, предпринятая? Да еще в дни поражения, в вечернее время. Пыль улеглась, и птицы выпархивали из виноградников. Решено было, что едут они отведать скромного местного вина, которое имелось у Гастона. Это было похоже на безумие. И Береника… Береника, всю жизнь не перестававшая любить Орельена, теперь сидела, вся тесно прижавшись к нему, — вся, но чужая. Такой чужой была ее нога, нога незнакомки, и дрожащие губы… «Губы, к которым я уже никогда не прикоснусь губами», — подумалось Орельену.
Хотя дом был всего в пяти километрах от Р., казалось, что они никогда не доедут. Слова Гастона резко отдавались в ушах, как стук мотора при перемене скорости. Все молчали.
Какой тусклой лежала позади прожитая жизнь. Ничего в ней не было такого, что стоило бы пережить. Может быть, и у всех так? Нет. Есть же человеческие судьбы, напоенные солнцем, как кисть черного винограда. А мне почему не довелось? К чему это бегство в никуда, этот слишком затянувшийся, отвлекающий маневр — моя жизнь? Так же нелепо, как наша сегодняшняя затея: бегство потерпевших крушение, выдаваемое за увеселительную прогулку. Прожить так, как будто прошел мимо всего, мимо всего… А если начать сызнова, швырнуть колоду на стол, заявить, что тебе сдали не те карты? Франция, Береника, Жоржетта… Пейзаж менялся. Холмы остались позади, и теперь машина неслась узкой дорогой, обсаженной высокими деревьями; перспектива полей и города уходила за горизонт. Вечер тихо переходил в ночь. Рука Орельена продолжала лежать на плече Береники, и это объятие было подобно горячей просьбе… Береника сидела неподвижная, будто неживая, и, казалось, не замечала этой крепко ее обхватившей мужской руки. Один только раз она вздохнула. Орельен нагнулся к ней. Она сказала:
Роман Луи Арагона «Коммунисты» завершает авторский цикл «Реальный мир». Мы встречаем в «Коммунистах» уже знакомых нам героев Арагона: банкир Виснер из «Базельских колоколов», Арман Барбентан из «Богатых кварталов», Жан-Блез Маркадье из «Пассажиров империала», Орельен из одноименного романа. В «Коммунистах» изображен один из наиболее трагических периодов французской истории (1939–1940). На первом плане Арман Барбентан и его друзья коммунисты, люди, не теряющие присутствия духа ни при каких жизненных потрясениях, не только обличающие старый мир, но и преобразующие его. Роман «Коммунисты» — это роман социалистического реализма, политический роман большого диапазона.
В романе всего одна мартовская неделя 1815 года, но по существу в нем полтора столетия; читателю рассказано о последующих судьбах всех исторических персонажей — Фредерика Дежоржа, участника восстания 1830 года, генерала Фавье, сражавшегося за освобождение Греции вместе с лордом Байроном, маршала Бертье, трагически метавшегося между враждующими лагерями до последнего своего часа — часа самоубийства.Сквозь «Страстную неделю» просвечивают и эпизоды истории XX века — финал первой мировой войны и знакомство юного Арагона с шахтерами Саарбрюкена, забастовки шоферов такси эпохи Народного фронта, горестное отступление французских армий перед лавиной фашистского вермахта.Эта книга не является историческим романом.
Более полувека продолжался творческий путь одного из основоположников советской поэзии Павла Григорьевича Антокольского (1896–1978). Велико и разнообразно поэтическое наследие Антокольского, заслуженно снискавшего репутацию мастера поэтического слова, тонкого поэта-лирика. Заметными вехами в развитии советской поэзии стали его поэмы «Франсуа Вийон», «Сын», книги лирики «Высокое напряжение», «Четвертое измерение», «Ночной смотр», «Конец века». Антокольский был также выдающимся переводчиком французской поэзии и поэзии народов Советского Союза.
В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).
В книгу вошли рассказы разных лет выдающегося французского писателя Луи Арагона (1897–1982).
Евгений Витковский — выдающийся переводчик, писатель, поэт, литературовед. Ученик А. Штейнберга и С. Петрова, Витковский переводил на русский язык Смарта и Мильтона, Саути и Китса, Уайльда и Киплинга, Камоэнса и Пессоа, Рильке и Крамера, Вондела и Хёйгенса, Рембо и Валери, Маклина и Макинтайра. Им были подготовлены и изданы беспрецедентные антологии «Семь веков французской поэзии» и «Семь веков английской поэзии». Созданный Е. Витковский сайт «Век перевода» стал уникальной энциклопедией русского поэтического перевода и насчитывает уже более 1000 имен.Настоящее издание включает в себя основные переводы Е. Витковского более чем за 40 лет работы, и достаточно полно представляет его творческий спектр.
Что делать, если ты застала любимого мужчину в бане с проститутками? Пригласить в тот же номер мальчика по вызову. И посмотреть, как изменятся ваши отношения… Недавняя выпускница журфака Лиза Чайкина попала именно в такую ситуацию. Но не успела она вернуть свою первую школьную любовь, как в ее жизнь ворвался главный редактор популярной газеты. Стать очередной игрушкой опытного ловеласа или воспользоваться им? Соблазн велик, риск — тоже. И если любовь — игра, то все ли способы хороши, чтобы победить?
Сборник миниатюр «Некто Лукас» («Un tal Lucas») первым изданием вышел в Мадриде в 1979 году. Книга «Некто Лукас» является своеобразным продолжением «Историй хронопов и фамов», появившихся на свет в 1962 году. Ироничность, смеховая стихия, наивно-детский взгляд на мир, игра словами и ситуациями, краткость изложения, притчевая структура — характерные приметы обоих сборников. Как и в «Историях...», в этой книге — обилие кортасаровских неологизмов. В испаноязычных странах Лукас — фамилия самая обычная, «рядовая» (нечто вроде нашего: «Иванов, Петров, Сидоров»); кроме того — это испанская форма имени «Лука» (несомненно, напоминание о евангелисте Луке). По кортасаровской классификации, Лукас, безусловно, — самый что ни на есть настоящий хроноп.
Многие думают, что загадки великого Леонардо разгаданы, шедевры найдены, шифры взломаны… Отнюдь! Через четыре с лишним столетия после смерти великого художника, музыканта, писателя, изобретателя… в замке, где гений провел последние годы, живет мальчик Артур. Спит в кровати, на которой умер его кумир. Слышит его голос… Становится участником таинственных, пугающих, будоражащих ум, холодящих кровь событий, каждое из которых, так или иначе, оказывается еще одной тайной да Винчи. Гонзаг Сен-Бри, французский журналист, историк и романист, автор более 30 книг: романов, эссе, биографий.
В книгу «Из глубин памяти» вошли литературные портреты, воспоминания, наброски. Автор пишет о выступлениях В. И. Ленина, А. В. Луначарского, А. М. Горького, которые ему довелось слышать. Он рассказывает о Н. Асееве, Э. Багрицком, И. Бабеле и многих других советских писателях, с которыми ему пришлось близко соприкасаться. Значительная часть книги посвящена воспоминаниям о комсомольской юности автора.
Автор, сам много лет прослуживший в пограничных войсках, пишет о своих друзьях — пограничниках и таможенниках, бдительно несущих нелегкую службу на рубежах нашей Родины. Среди героев очерков немало жителей пограничных селений, всегда готовых помочь защитникам границ в разгадывании хитроумных уловок нарушителей, в их обнаружении и задержании. Для массового читателя.
«Цукерман освобожденный» — вторая часть знаменитой трилогии Филипа Рота о писателе Натане Цукермане, альтер эго самого Рота. Здесь Цукерману уже за тридцать, он — автор нашумевшего бестселлера, который вскружил голову публике конца 1960-х и сделал Цукермана литературной «звездой». На улицах Манхэттена поклонники не только досаждают ему непрошеными советами и доморощенной критикой, но и донимают угрозами. Это пугает, особенно после недавних убийств Кеннеди и Мартина Лютера Кинга. Слава разрушает жизнь знаменитости.
Роман американского писателя Рейнольдса Прайса «Земная оболочка» вышел в 1973 году. В книге подробно и достоверно воссоздана атмосфера глухих южных городков. На этом фоне — история двух южных семей, Кендалов и Мейфилдов. Главная тема романа — отчуждение личности, слабеющие связи между людьми. Для книги характерен большой хронологический размах: первая сцена — май 1903 года, последняя — июнь 1944 года.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
«Равнодушные» — первый роман крупнейшего итальянского прозаика Альберто Моравиа. В этой книге ярко проявились особенности Моравиа-романиста: тонкий психологизм, безжалостная критика буржуазного общества. Герои книги — представители римского «высшего общества» эпохи становления фашизма, тяжело переживающие свое одиночество и пустоту существования.Италия, двадцатые годы XX в.Три дня из жизни пятерых людей: немолодой дамы, Мариаграции, хозяйки приходящей в упадок виллы, ее детей, Микеле и Карлы, Лео, давнего любовника Мариаграции, Лизы, ее приятельницы.
В романе известного венгерского писателя Антала Гидаша дана широкая картина жизни Венгрии в начале XX века. В центре внимания писателя — судьба неимущих рабочих, батраков, крестьян. Роман впервые опубликован на русском языке в 1936 году.