Орел смотрит на солнце - [4]

В пять лет Сережа уже читал басни Крылова, стихи Пушкина и Лермонтова.

Теперь он стоял перед отцом, как перед строгим, но справедливым учителем, и ждал приговора. Когда же отец дойдет до стихотворения «Соловей»? Сережа был убежден, что это отличное стихотворение. Но Николай Сергеевич с большим интересом рассматривал рисунки, а стихотворение прочитал, как показалось мальчику, бегло, без внимания. Приговор свой вынес, когда перевернул последнюю страницу:

— Что ж, работать надо, много работать! А пока, осмелюсь заметить, сударь, до Пушкина тебе оч-ч-чень далеко, и Репин из тебя не получится.

— А кто он такой, Репин? — вдруг спросил Сережа: любознательность его оказалась сильнее сурового отцовского приговора.

— Репин? А вот смотри.

Николай Сергеевич кивнул на потемневшую репродукцию «Бурлаков», вырезанную из какого-то журнала и прикрепленную к стене. Мальчик посмотрел на давно знакомую картину, но так, будто увидел ее впервые. Глядел долго, вдумчиво. Затем спросил:

— А он что — Репин — самый главный художник?

— Бери выше — не главный, а ге-ни-альный!

— Старше главного?

— Да, братец, гений — это уже вершина. Выше нет. Царь над всеми художниками.

— А царь тоже гений? — спросил неожиданно мальчик.

— То другое дело: царем может быть и гений и дурак. Вторых, к сожалению, больше было. А Репин — он вроде Пушкина, Александра Сергеевича, — в своем деле мастак, великан.

Мальчик сразу понял аналогию: Пушкин был его кумиром. Он только спросил с необыкновенной живостью:

— Пушкин — гений п Лермонтов — гений? Да, папа? — Отец кивнул головой. — А кто из них больше гений?

— Тот, чьи стихи тебе больше нравятся, — ответил Николай Сергеевич.

— Мне обоих нравятся, — озабоченно произнес Сережа.

— Стало быть, оба равные. — И затем, помолчав немного, посмотрел на сына пытливо. — А ты кем, Сережа, быть хочешь, когда вырастешь?

Николай Сергеевич хотел знать, к чему сын больше тянется: к рисованию или к поэзии. Но мальчик не желал делать выбора, он твердо ответил:

— Художником и поэтом.

— Многовато, братец. Я вижу, ты завидущ.

— А я люблю. И рисовать и стихи писать люблю, — уже запальчиво заговорил Сережа. — А разве так нельзя, чтобы и художником и поэтом? Как же Лермонтов — я сам видел его рисунки?!

— Тарас Шевченко — был такой, тоже гениальный, поэт на Украине, — так он тоже живописью занимался, ученик самого Брюллова, — вспомнил отец и решил — Что ж, пробуй. Придет время — сам выберешь, чему главным быть: поэзии или живописи.

Немножко замкнутый по характеру и наблюдательный, Сережа умел смотреть на жизнь сосредоточенно. А жизнь рождала несметное число вопросов. Большую часть этих «почему» он задавал матери.

— Почему Петя не ходит в школу?

Петя — соседский мальчик двумя годами старше Сережи. Мать отвечала:

— Он бедный, бедным трудно.

— А мы богатые? — спрашивал Сережа.

— Мы, сынок, тоже не богатые. — И, подумав, добавляла: — И не бедные.

Однажды он спросил мать, где живет нищий «побирушка».

— Где придется. Бывает, что и в сарае.

— Но ведь в сарае холодно, а он раздетый.

— Холодно, сынок, да что поделаешь?

— А почему он дома не спит?

— У него нет дома.

— Почему нет?

— Он бедный.

Опять это страшное слово. Откуда оно взялось? Почему есть бедные и богатые? Ответ матери был для него не совсем понятен, и Сережа решил об этом спросить отца.

— Работать ленятся, оттого и бедные, — недовольно ответил Николай Сергеевич.

— А вот у Пети папа и мама работают, а тоже бедные, — заметил Сережа.

— Вырастешь — сам узнаешь.

Значит, и отец не знает, отчего бывают бедные, а может, и знает, да сказать не хочет.

Бедные же встречались все чаще: везде их видел Сережа и пытался понять их судьбу. Как-то, придя из школы, он с волнением сообщил отцу нечто необычное, из ряда вон выходящее:

— У губернаторского дома собрались какие-то люди, говорят, мужики из деревни, бедные все. Плакали. Какую-то бумагу передать хотели, а их городовой не пустил. Ругался и все кричал: «Не велено!.. Что, бунтовать?.. А в Сибирь не желаете?»

Отец ответил угрюмо:

— На то он и городовой, чтоб кричать. А ты лучше возьми альбом да порисуй.

Совет Николая Сергеевича был излишним: мальчик не расставался с альбомом. Рядом с рисунками появлялись стихи. Первый ученик в школе, Сережа был не по годам серьезен, с товарищами сходился нелегко. Однажды на уроке — тогда ему было 11 лет — учитель дал задание: написать пересказ монолога Пимена из «Бориса Годунова».

Целый час трудились ребята. Собраны тетради, окончен урок. На другой день учитель был особенно строг и чем-то рассержен. Вскоре все выяснилось.

— Сергеев!.. Это… что такое? — Учитель дрожащими руками стал перелистывать Сережину тетрадь.

— Пересказ, — ответил мальчик, робея.

— Так что же ты вздумал?.. Пушкина… Пушкина… учить, как ему надо было стихи писать, а? Он, дескать, белыми стихами, а я в рифму, а?

Мальчик был расстроен: к его недоумению, под сочинением не стояло никакой отметки. Что бы это значило? Сережа стал перечитывать свое сочинение:

ЛЕТОПИСЕЦ

В обители тихой при свете лампады

Ведет свою летопись он;

Встают пред глазами седые громады

Забытых народом времен.

Прошла его молодость бурным потоком,