«Орден меченосцев». Партия и власть после революции 1917-1929 гг. - [6]
В индустриальную эпоху системное различие Востока и Запада стало столь резким, что пути двух цивилизаций явственно разошлись в сторону «капитализма» и «коммунизма». В основе этих различий лежит тот самый «национализм», другими словами, цивилизационная константа. Это неоднократно в течение своей истории демонстрировала Россия, регулярно восстанавливая свою цивилизационную особенность после разрушительных потрясений и чужеродных экспериментов. «Поскреби» Россию в любой ее ипостаси — имперской, коммунистической, либеральной и обнаружишь специфический московский национализм с соборными и патримониальными чертами.
В этом заключается суть коллизий современного периода России. Индустриализм с его капитализмом и коммунизмом остались позади, но коммунистические формы оказались более устойчивыми, более консервативными, что обусловило отставание восточного национализма в эпоху перехода к новой стадии развития человечества. Капитализм, либерализм, индивидуализм оказались для России одеждой с чужого плеча и быстро лопнули по швам. На помощь поспешило традиционное православие, но его будущее как идеологической формы неопределенно. Оно неопределенно прежде всего в силу того, что потребительские установки, восторжествовавшие в современном обществе, противоречат категорическим императивам восточнохристианской Церкви.
Троцкий в 1922 году в письме в редакцию «Под знаменем марксизма» утверждал, что «советское государство есть живое отрицание старого мира, его общественного порядка, его личных отношений, его воззрений и верований». В этом пункте идеолог большевизма смыкается с идеологами либерализма, которые также полагают, что советский коммунизм есть нечто принципиально новое по сравнению со старым общественным порядком. История показывает, что власть почвы в России четко проявляется в момент преобразований, под каким бы флагом они не случались, и привлекает внимание одна и та же железная закономерность — происходит усиление государства и его роли. Правда, под славянской хоругвью это усиление государства бывало более милосердно к своим гражданам, нежели замутненное западничеством любого толка и, следовательно, зараженное пренебрежением к традиции и истории отечества, к его «отсталому», «некультурному» народу. В настоящее время либеральная идеология индивидуализма вынуждена маневрировать между показной «жалостью» к жертвам тоталитарных режимов, освящением неприкосновенности личности и плохо скрываемым пренебрежением в отношении населения страны, недостойного их титанических усилий по защите «прав человека».
Заимствованный индивидуализм отказывается признавать исторические основания национального централизма и коллективизма. С тех пор, как мы позволили западному либерализму подойти к нам со своей меркой, наша тысячелетняя страна с огромным опытом и традициями стала «страшилищем». И так бывало всякий раз, когда идеология чужой почвы бралась оценивать нашу историю, неважно какого толка идеология — католицизм или просвещение, марксизм или либерализм. Примерно о том же писал француз Мишле в XIX веке, когда в глазах европейского легитимизма его родина, революционная Франция представлялась «уродом», а ее герои — «чудовищами».
В историографии имеется мнение, что в начале XX века именно индустриализм, а вовсе не капитализм повсеместно угрожал стабильности[8]. Но как в таком случае быть с индустриализацией 30-х годов в СССР, когда не было капитализма, шла форсированная индустриализация и притом сохранялась общественная стабильность? Одно время для модернизации страны экономические марксисты предлагали идти на выучку к капитализму. Выучка оказалась плохой, она только усугубила противоречия и ослабила единство общества. В результате страну индустриализовывал не доморощенный капитализм, а государственная воля, воплощенная в партии большевиков. Именно капитализация и либерализация в дореволюционной России противоречили традиционному укладу и только смогли помножить традиционные противоречия на свои собственные. Большевики сняли противоречия капитализма и повели модернизацию известным путем, методами государственного централизма и принуждения, форсированно и сурово решив те проблемы, которые встали перед страной к началу XX века. Русская революция была направлена против капитализма и либерализма, а также против остатков барского крепостничества периода немецкой династии. И то и другое — все это не традиционализм, а остатки неудачной вестернизации России в XVIII и XIX веках. Деструктивность революции относится именно к ним.
Знаменитый французский маршал Фердинанд Фош пророчески сказал в 1919 году после подписания Версальского мира, что это не мир — это только перемирие на двадцать лет. В своем прогнозе он ошибся всего на два месяца. Для России с 1917 года была характерна политика изоляционизма. Непосредственная причина ее происхождения — поражение в империалистической войне, в которую Россию вовлекли ее кредиторы. Те самые кредиторы, чьими деньгами глушились социальные противоречия в монархии, на чьи деньги была погашена первая русская революция. В какой-то мере России в начале XX века было выгодно выйти из системы мирового обмена. Необходимо было оградить себя от внешнего влияния, чтобы произвести необходимые внутренние преобразования и завершить социальное обновление общества. Здесь коммунизм, как в свое время православие, стал идеологическим барьером между Россией и Западом. Теория потерпела закономерный крах в своей вселенской части, мировая революция не состоялась, коммунизм не охватил весь индустриальный мир и для того, чтобы сохранить систему внутри страны, необходимо было установить железный занавес.
