Орбинавты - [49]

— Простите меня, дон Гарсиласо, за то, что потревожил ваш покой. — Мануэль отвесил легкий поклон. — Я настолько восхищен вашей вчерашней победой, а также участием в дерзкой вылазке дона Эрнана, что не удержался от возможности выразить вам свои чувства.

— Ну что ж, благодарю вас, кабальеро. Желаю и вам стяжать славу на службе короне и стране.

— Благодарю. Не считаю возможным более утомлять вас. Скорого выздоровления от ран! Прощайте!

— Погодите. — Голос Ла Веги стал менее формальным. — Что еще вы хотели сказать?

Мануэль вдруг замялся, а потом решился, ведь отступать было некуда.

— Видите ли, это, вероятно, прозвучит довольно глупо…

— Ничего страшного! — заявил Ла Вега. — В том-то и состоит прелесть молодости. Можно говорить глупости и не краснеть за них. С удовольствием бы и я вернулся к своим юным и глупым годам, но, увы, время не повернешь вспять. Говорите же, дон Мануэль. Теперь, когда вам удалось разбудить мое любопытство, негоже вам испытывать его долее.

— Видите ли, дон Гарсиласо… Вчера я не увидел, как вам удалось удержать в руке меч, когда вы падали на землю вместе с вашим противником. Мне почему-то показалось, что меч упал довольно далеко от вас. И тогда я совершил детский поступок, заставляющий меня сейчас краснеть. — Щеки Мануэля действительно пылали. — Я зажмурился и вообразил, что вы все-таки удержали свое оружие, потому что мне очень хотелось, чтобы вы победили. А потом… — Мануэль уже был практически уверен, что Гарсиласо сочтет его сумасшедшим, — потом, когда я открыл глаза, оказалось, что вы действительно удержали меч. И все вокруг это говорят. Но я-то помню все иначе.

Фуэнтес замолчал, жалея, что пожаловал сюда и затеял весь этот разговор.

Ла Вега глядел на него не отрывая взгляда.

— То, что вы говорите, звучит безумием, — медленно произнес он. — Более того, это звучит не очень скромно.

Вообразите, что я должен чувствовать: наутро после поединка, в котором я чуть не погиб и свое спасение в котором я отношу целиком на милость Божественного провидения, ко мне вдруг приходит некий молодой человек и заявляет, что, в сущности, спас меня он.

— Вы правы. — Мануэль теперь лишь мечтал о том, чтобы этот благородный человек простил его. — Ради Господа, прошу принять мои извинения.

— Но необычность моего положения, — продолжал Ла Вега, словно отмахиваясь от извинений Мануэля, — состоит в том, что я не могу видеть в вас безумца и самозваного спасителя, так как меня самого одолевают странные и необъяснимые воспоминания.

Мануэль рывком подался вперед.

— Не знаю, кто из нас больший безумец, дон Мануэль из Саламанки, — голос Ла Веги оставался размеренным и спокойным, — но у меня об этом эпизоде сохранились два совершенно несовместимых воспоминания. Именно по этой причине я и не прогоняю вас, а продолжаю отвечать. Считайте, что это обычная беседа между двоими умалишенными.

Чуть улыбнувшись одними глазами, Гарсиласо добавил:

— Особенно сильно это было вчера вечером, когда из-за ран поднялся жар и я пребывал в полусне-полуяви. Множество раз отчетливо вспоминалось, как я терял меч во время падения. И тут же я вспоминал, как, падая, держу его в руке, не выпуская. Я не знаю, как это объяснить. Неужели я действительно потерял его, а вы все изменили? В таком случае вы обладаете великим и страшным даром, который вам лучше от всех скрывать. Подумайте сами, как может отнестись к нему Святая палата. Что же касается меня, то, поскольку я и сам достаточно безумен, чтобы допускать, что все это действительно произошло, то, стало быть, могу поверить, вопреки всякому здравому смыслу, что вы спасли меня вчера от неминуемой гибели от кинжала этого мавра. И в знак благодарности своему спасителю я обещаю вам никогда, ни при каких обстоятельствах, никому не рассказывать о том, что вы мне здесь сейчас открыли.

— Благодарю вас за поддержку и совет, — растроганно произнес Мануэль.

По дороге к своему шатру он принял решение отложить попытки разобраться со случившимся на более поздние времена. Ум Мануэля просто не вмешал того простого, но совершенно неприемлемого объяснения, которое только что предложил ему Гарсиласо де Ла Вега.

Глава 5

Переведи мой язык на покинутых раковин пенье,

На увлажненный песок, на соленые брызги в лицо…

Бланш Ла-Сурс

Саламанка встретила путников ноябрьским проливным дождем. Сквозь гигантскую — от небес до земли — водную пелену, сносимую вбок настойчивым ветром, город с его зданиями, арками, стрельчатыми башнями и окнами, куполами и шпилями выглядел причудливо и неправдоподобно. Это впечатление усиливалось из-за удивительных форм тонкого каменного кружева, украшавшего многие дома.

— Встретимся за ужином, — проронил Хуан при входе в гостиницу, стряхивая воду с капюшона плаща. — Сначала необходимо как следует обсушиться, если в ближайшие дни мы хотим заниматься делами, а не лежать в горячке.

Энрике, Алонсо и двое слуг ничего не ответили, торопясь попасть в тепло.

Гостиница «Пиренейский лев» принадлежала мориску, знавшему толк в омовениях. Помимо комнат для постояльцев, трактирного зала и конюшен, на ее территории находились бани. Промокший до нитки, Алонсо немедленно отправился туда и теперь, вытершись насухо и закутавшись в шерстяной халат, грелся у огня в своей комнате.