Орбинавты - [170]
Я встаю с залитым слезами лицом. Открываю глаза, и кто-то берет меня за руку и выводит из хижины. Меня приветствуют участники праздника арейто, который на сей раз проводится в мою честь. От отсветов пылающего над островом зарева заката разрисованные в разные цвета человеческие тела кажутся еще более причудливыми, но за этой причудливостью я вижу знакомые улыбающиеся лица.
Мне снова приходит в голову мысль, что нигде и никогда я не встречал столь же дружелюбного и незлобивого сообщества, как эти люди, считающие себя родственниками лягушек. И мне кажется, что когда-то, еще до того, как родился Мануэлем де Фуэнтесом, я жил среди таино и был таким же, как и они.
Вероятно, действие порошка еще не закончилось.
Пройдя обряд бехике, мой ученик Равака сообщил, что принял решение остаться на острове и со временем стать бехике народа коки.
Сразу после этого он попросил разрешения привести в наше жилище юную девушку, которая жила с ним в одном бохио, девушку из нашего народа.
— Знают ли родители Зуимако о вашем желании быть вместе? — спросил я, намереваясь спросить также и о согласии самой девушки.
Но второго вопроса задавать не пришлось, ибо Равака молвил:
— Родители Зуимако знают о нашем союзе.
Теперь в трапезах участвует и моя девочка-жена.
Как выяснилось, никакого представления о таинстве брака здесь нет и, соответственно, нет и обрядов венчания. Просто мужчина и женщина с разрешения родителей начинают жить вместе, и у них рождаются дети.
Трудности, связанные с моим нежеланием заниматься любовью напоказ, теперь разрешились. Здесь, в жилище бехике, людей мало, и найти такое время, когда никого нет, совсем нетрудно. Посторонние просто так, без дела, в отсутствие знахаря сюда не зайдут — это было бы проявлением неуважения к Маникатексу.
Правда, несколько раз в неурочный час возвращался кто-нибудь из семьи бехике, но тогда я менял реальность, и в новом витке мы прекращали любовные утехи до того, как кто-то мог стать их свидетелем.
Во время трапез Зуимако, беря с меня пример, преодолевает робость и вносит свою лепту в общий разговор.
— Почему ты не спрашиваешь, откуда берутся дети? — обращается ко мне бехике.
Похоже, Маникатекс намерен поведать какое-то интересное старинное сказание на эту тему. Что-нибудь вроде того, что однажды Солнце встретилось с Морем в подземной пещере и от их слияния родились первые люди. Настраиваясь на эпический лад, я спрашиваю:
— Откуда берутся дети?
Однако мой наставник ничего такого не рассказывает. Вместо этого он обводит участников трапезы испытующим взором и выносит вердикт:
— Это знает Зуимако.
Добрым людям таино неведом стыд, потому что они невинны. Девочка-жена с бесстыдной и невинной улыбкой кладет мою ладонь на свой аккуратный, пока еще плоский, коричневый живот.
…Мой календарь на листьях тропического растения показывает, что сейчас апрель 1494 года.
Глава 16
Рвутся тонкие звенья оков,Опрометчивый грохот подковТяжелеет на дальней дороге,И, к досаде искусных стрелков,Ускользает олень быстроногий.Бланш Ла-Сурс
В апреле 1494 года, когда среди листьев лавра уже пробились невзрачные желтоватые цветы, в воротах ограды Каса де Фуэнтес появился невысокий горбоносый человек. Он представился как Армандо Боканегра и попросил разрешения повидать сеньора Хосе Круса. Эмилио привел Пепе, и тот радостно обнял гостя. Затем, обратившись к Росарио, сказал ей, что служил вместе с Боканегрой под Гранадой.
— Значит, вашим командиром был мой сын? — любезно поинтересовалась Росарио.
— Нет, сеньора, — ответил Боканегра, отвесив поклон. — Нашим отрядом командовал дон Гильермо Энтре-Риос, но с доном Мануэлем я, разумеется, тоже знаком.
Говоря это, Боканегра недоумевающе смотрел на молодую красавицу. Вероятно, ему хотелось спросить, не разыгрывают ли его собеседники и не является ли Росарио младшей сестрой дона Мануэля, но он не решился это сделать.
— Пепе, я полагаю, ты хотел бы побеседовать со своим другом. Хозяйство не пострадает оттого, что ты отлучишься на несколько часов. Кстати, вы можете посидеть здесь же, на кухне. Попроси Альфонсину угостить вас. Сеньор Боканегра мог проголодаться с дороги.
Пепе и Армандо рассыпались в благодарностях и удалились на кухню.
Спустя час, когда Росарио сидела за клавесином, делая записи на нотной бумаге, вдруг вошел Пепе. Он был бледен, губы его дрожали.
— Донья Росарио, — произнес он еле слышно.
— Пепе, что с тобой? — Росарио стремительно встала.
— Вы только не волнуйтесь, — пробормотал Пепе, отводя глаза.
— Пепе, скажи же, в чем дело! — потребовала Росарио, чья тревога после этих слов только усилилась.
— По поводу дона Мануэля… — Взглянув в лицо хозяйки, Крус поспешил добавить: — Ничего еще точно не известно. Возможно, он уцелел.
— Уцелел?! — воскликнула Росарио и быстро сказала:
— Пепе, пожалуйста, помолчи несколько секунд.
Прислушавшись к своим ощущениям, она пришла к выводу, что нить, связывающая ее с сыном, цела и невредима. Это немного успокоило ее.
— Тебе что-то рассказал твой друг? — спросила она.
— Да, сеньора. Армандо служил на корабле «Мария-Галанте», во второй экспедиции сеньора Колона. Он говорит, — голос Пепе опять дрогнул, — что форт на острове Эспаньола был разрушен и сожжен индейцами.
