Оранжевый – хит сезона. Как я провела год в женской тюрьме - [17]

– Мистер Буторский.

– Ох… Что ж, он хотя бы о бумагах не забывает. Погоди-ка, дай посмотрю, куда тебя определили. – Она уверенно постучала в дверь, после чего по-деловому приоткрыла ее и сунула голову внутрь: – Куда определили Керман?

Куратор дал ей ответ, после чего она повела меня в камеру номер 6.

Мы вошли в камеру, где стояли три двухэтажные кровати и шесть металлических шкафчиков высотой мне по пояс. На нижних койках лежали две пожилые женщины.

– Привет, Аннет, это Керман. Она новенькая, сдалась добровольно. Аннет о тебе позаботится, – сказала Минетта мне. – Вот твоя койка, – она показала на пустую верхнюю койку с незаправленным матрасом.

Аннет села. Это была невысокая смуглая женщина за пятьдесят с короткими и жесткими черными волосами. Она казалась усталой.

– Привет, – хрипло сказала она, и я тут же различила говор Нью-Джерси. – Ты как? Повтори-ка, как тебя зовут?

– Пайпер. Пайпер Керман.

На этом работа Минетты, похоже, была окончена. Я горячо поблагодарила ее, не стараясь скрыть своей признательности, и она ушла. Я осталась с Аннет и другой, молчаливой женщиной. Миниатюрная, остриженная наголо, она казалась гораздо старше – пожалуй, ей было около семидесяти. Я с опаской положила свой мешок на койку и осмотрелась. Помимо стальных кроватей и шкафчиков, повсюду стояли вешалки с одеждой, полотенцами и авоськами. Камера напоминала барак.

Аннет встала с койки – росту в ней оказалось метра полтора, не больше.

– Это Мисс Лус. Я хранила вещи в твоем шкафчике, сейчас выну. Вот туалетная бумага – ее надо брать с собой.

– Спасибо. – Я все еще сжимала в руках конверт с документами и фотографиями, а теперь к нему добавился и рулон туалетной бумаги.

– Тебе о перекличке рассказали? – спросила Аннет.

– О перекличке?

Я начинала привыкать, что то и дело чувствую себя полной идиоткой. Такое впечатление, что я всю жизнь была на домашнем обучении, а тут меня вдруг отправили в огромную, полную учеников школу. «Карманные деньги? Что это такое?»

– Перекличка. Проводится пять раз в день – во время нее ты должна быть здесь или где положено. В четыре часа перекличка стоячая, остальные проводятся в полночь, два часа ночи, пять утра и девять вечера. Тебе телефонный код дали?

– Что?

– Чтобы звонить, нужен специальный код. Тебе дали телефонную форму? НЕТ? Тебе нужно ее заполнить, чтобы ты могла звонить. Хотя, может, Торичелла позволит тебе позвонить, если попросишь. Сегодня он дежурит. Лучше поплакать. Спроси у него после ужина. Ужин у нас после четырехчасовой переклички, то есть довольно скоро, а обед в одиннадцать. Завтрак с шести пятнадцати до семи пятнадцати. Сколько у тебя времени?

– Пятнадцать месяцев… А у вас?

– Пятьдесят семь месяцев.

Что могла натворить эта дамочка из Джерси, чтобы ей дали пятьдесят семь месяцев в федеральной тюрьме?

Если на это и был какой-то приемлемый ответ, я его не знала. Что могла натворить эта дамочка из Джерси, чтобы ей дали пятьдесят семь месяцев в федеральной тюрьме? Среднего класса, среднего возраста, явно итальянского происхождения, она что, была Кармелой Сопрано? Пятьдесят семь месяцев! Готовясь к добровольной сдаче, я узнала, что спрашивать заключенных об их преступлениях было строго-настрого запрещено.

Заметив, что я медлю с ответом, она помогла мне.

– Да, это немало, – сухо бросила она.

– Ага, – согласилась я, после чего отвернулась и принялась вытаскивать вещи из мешка.

Тут Аннет вскричала:

– Не застилай постель!!!

– Почему? – встревоженно спросила я.

– Мы сами ее застелем, – объяснила она.

– О… не стоит, я могу сама. – Я снова повернулась к тонким, наполовину хлопковым, наполовину синтетическим простыням.

Аннет подошла к моей койке.

– Милая. Мы. Сами. Застелем. Постель, – твердо сказала она. – Мы знаем как.

Я озадаченно огляделась. Все пять коек были аккуратно заправлены – и Аннет, и Мисс Лус лежали поверх покрывал.

– Я умею заправлять постель, – неуверенно запротестовала я.

– Слушай, позволь нам все сделать. Мы знаем, как ее заправить, чтобы пройти инспекцию.

Инспекцию? Мне не говорили об инспекциях.

– Инспекцию проводят, когда захочет Буторский. Он ненормальный, – сказала Аннет. – Забирается на шкафчики, чтобы разглядеть пыль на лампах. Койки чуть не под лупой рассматривает. Он двинутый. А эта вот, – она показала на койку под моей, – не помогает нам убираться!

Ой. Убираться я тоже ненавидела, но точно не собиралась рисковать навлечь на себя гнев своих новых соседок.

– То есть нам нужно каждое утро заправлять постель? – задала я очередной глупый вопрос.

Аннет серьезно посмотрела на меня:

– Нет. Мы спим поверх покрывала.

– Вы не спите в постели?

– Нет, спишь поверх покрывала и укрываешься вторым.

Последовала пауза.

– Но что, если я хочу спать в постели?

Аннет посмотрела на меня с раздражением матери, которая никак не может переспорить упорствующее дитя.

– Хочешь – спи, но будешь на весь лагерь одна такая!

Такого давления вынести я не могла – похоже, следующие пятнадцать месяцев мне действительно не удастся поспать в постели. Я решила не задумываться о проблеме с кроватями – в этот момент мне было не переварить мысль о сотнях женщин, которые спали поверх идеально заправленных, как в военной части, постелей. К тому же где-то рядом раздался мужской голос: