Оранжевая смута - [18]

Как только Пинзденик ретировался, Диана вскочила и бросилась шефу на шею.

– Я так соскучилась, сил никаких нет!

– Госпожа Дундуцик, наберитесь терпения на этот раз. Я что-то дурно себя чувствую. Я очень люблю сало с чесноком, видать, объелся, в брюхе все время урчит, не до лирики мне сейчас. И потом, гонка набирает обороты. Этот Яндикович идет на все, чтобы опередить меня. Я должен дать ему бой. Кажется, он замыслил избавиться от меня как конкурента любым путем. Меня могут убить, меня могут отравить, устроить мне аварию на дороге, все, что угодно. Вот и сейчас ехали на машине, и на трассе встречные грузовики слишком близко держались разделительной линии. Если бы не Славик, мой водитель, я, может быть, уже очутился бы в больнице. Как ты думаешь, это неспроста так поступают?

– Ой, мой дорогой, мне жалко тебя. Я эту ночь дурно спала и видела тебя во сне, с женщиной, правда, вы купались в каком-то болоте, и она все время старалась, чтоб ты утонул. Она была подослана Яндиковичем. Я прямо кричала от испуга. Даже на работу пришла, и все время ты не выходил у меня из головы. Это сказалось и на подготовке передовицы. Поэтому пришлось вызывать этого Пинзденика. Но ты знаешь, он тупой невероятно. Двух слов связать не может. Да еще неграмотный. Все время твою фамилию искажает, вместо Вопиющенко пишет Вонющенко. Я уже его неоднократно стыдила, а он мне: я кандидат наук, не смей со мной так разговаривать.

– А мне кажется: он на тебя смотрит недобрыми глазами, он тебя просто пожирает, я, пожалуй, заменю его Сашей Бздюнченко. Саша теперь заместитель самого Литвинова в Верховной Раде.

– Я бы не стала с этим торопиться. Дело в том, что у Пинзденика есть какой-то план по перехвату инициативы, и нам с тобой надо это использовать. А почему бы нет, скажи? А что касается того, как он на меня смотрит, то я просто не обращаю на это внимания. Но даже если бы я и заметила, что он ко мне неравнодушен, то в этом нет ничего интересного, мало ли кто на кого обращает внимание. По-моему, это улица с двусторонним движением, не так ли? И уж если разговор зашел об этом, то ты, голубчик мой дорогой, в отличие от меня, всегда ждущей тебя, как жена мужа с фронта, проводишь время в обществе какой-то Лили. Что это за Лиля, хотелось бы знать?

– Лиля? Да она сотрудница моего избирательного штаба. У меня с ней никаких амурных дел нет и быть не может. Ну, хватит об этом. Где статья-передовица, я подпишу и пойду почивать.

– Хочешь у меня отдохнуть? Я только прижмусь к тебе, мне больше ничего не надо, честное слово. У меня тоже сало есть, и чеснок твой любимый, и кусок вареного сала. Ну, как?

– Что ж! Где наша не пропадала!

10

Вопиющенко вернулся домой в субботний вечер довольно поздно. Он чувствовал себя невероятно усталым и к тому же голодным. Поездка на периферию не вписывалось в его распорядок. Там не с кем было вести войну за будущее президентское кресло, оставалось только создавать зыбкую почву, ему же хотелось сражений. Аплодисменты, низкие поклоны, пьянки, шашлыки, голенькие девочки, не дававшие ему отоспаться по ночам, – все это основательно измотало его физические и духовные силы. Его манила беспрерывная политическая борьба, разоблачение всех перед всем народом и всем миром, чтобы занять лидирующее положение в этой, пусть иногда неравной борьбе. Здесь он как будто никогда не уставал. Какие-то демонические силы оберегали его от усталости особенно в тот период, когда он вел войну с Россией по поводу оккупации Украины со времен Богдана Хмельницкого. Его современники галичане, особенно те, в жилах которых бурлила частичка польской крови, с превеликим удовольствием поставили бы ему памятники в каждом маленьком городишке еще при жизни, да неоткуда было взять денег.

В отличие от Юли, своей соратницы, он не отличался последовательностью в изложении мыслей, мямлил у микрофона, неестественно жестикулировал, хотя оранжевая толпа, чем больше не понимала его, тем неистовее аплодировала, вопила, топала ногами и восклицала: «Вопиющенко – так!» Эти слова он помнил и сейчас, принимая душ перед ужином, который, начиная с обеда, готовила Катрин.

Жена, родившаяся и выросшая в Америке, всегда кормила его консервами, бутербродами и жареными пончиками. Вот и сейчас жареные пончики лежали на столе в изобилии. Русскую икру она то ли не любила, то ли относилась к ней с недоверием. Когда Вопиющенко вышел из ванной в длинном теплом халате, супруга встретила его любезно и очень приветливо.

– О, май френд, – сказала Катрин, всплескивая руками, – как ты долго гуляла на народ! Ты давал счастье свой народ. Народ тебе скандаировал: Вонющенко, Вонющенко, ти есть наш фрэнд. Ай тебья так ждаль, так ждаль! Кушать пончик, свежий пончик, ай приготовил этот пончик на прошлой неделья; пончик есть украинский национальный блюд, а я есть украинка, хоть с языком у меня проблем. Но я выучит твой родной язык, сук буду. И даже украинский борщ на фрикаделька тебе начать варить. Ми любит украинский борщ. Свиной ножка, бараний ножка, капуста, соляна – украинский борщ на блюд, а блюд на стол. А тепьерь, май френд, кушать пончик, кушать и запивать кафа.