Опыты - [4]

А надо сказать, что турбаза «Зарамаг» была транзитной на маршруте к знаменитому Цейскому леднику и туристические группы задерживались здесь только на 2–3 дня. Этот порядок и определял частоту, с которой сменялись избранницы моего неистового сожителя. Но одна из его пассий, весьма молодая особа лет 16–17 (поскольку за давностью лет я забыл ее настоящее имя, мне ничего не остается, как назвать ее вымышленным именем Надя Т.), почему-то отстала от своей группы и задержалась у нас чуть ли не на две недели. То ли она немного прихворнула и врачи не разрешали ей идти выше в горы, то ли она была родственницей кого-то из обслуживающего персонала турбазы — не помню. Так вот, эта Надя Т. удивительно привязалась к Андрею Д. (что в ее положении было естественным), а заодно и ко мне (что было по меньшей мере странным) и все две недели, по сути дела, прожила в нашей хибарке. При этом она, узнав, что Андрей Д., в отличие от меня, был женат, причем не в первый и даже, кажется, не во второй раз, постоянно высказывала вслух твердое намерение выйти замуж за меня, к чему я, со своей стороны, не имел никакого желания и, естественно, не давал ни малейших поводов. Более того, в личных беседах с Надей Т. я неоднократно подчеркивал химеричность и абсурдность ее планов, но, как я понимаю теперь, делал это в излишне мягкой и деликатной форме, что, по всей видимости, позволило Наде Т. понять меня не вполне однозначно. Короче, в конце концов Надя Т., успев уже до последней крайности надоесть и мне и Андрею Д., которому ее присутствие мешало реализовывать его природную склонность к полигамии, уехала с турбазы, но на прощанье Андрей Д., этот вероломный друг, тайком от меня и, очевидно, из юмористических побуждений дал ей мой московский адрес.

Вскоре наша экспедиция завершилась. Я, гордый тем, что в этой клоаке разврата ни разу не поддался слабости, вернулся в Москву и был весьма удивлен, когда где-то через месяц получил не то из Донецка, не то из Ростова-на-Дону телеграмму следующего содержания: «Марк, если ты на мне не женишься, у меня от тебя будет ребенок. Надя Т.» Поскольку мое (невымышленное) имя в начале телеграммы исключало то, что телеграмма попала ко мне по ошибке и на самом деле была адресована Андрею Д., я усомнился, вполне ли понимает юная Надя Т., отчего бывают дети. Но так как я сам в те годы не имел еще на данный предмет исчерпывающего знания и был не в состоянии оценить степень подготовки Нади Т. по этому вопросу, то на всякий случай решил ничего на ее телеграмму не отвечать и не ответил. А на ноябрьские праздники я с чистой совестью уехал в составе Московского поэтического театра на гастроли в город Ярославль.

Буквально через несколько часов после отхода поезда в дверь моего родительского дома уже звонила Надя Т., а спустя еще несколько минут она уже представлялась моему отцу как моя невеста. Причем отца, которому мой богемный образ жизни и без того доставлял массу острых ощущений и которому я, дабы их не усугублять, не показывал вышеприведенную странную телеграмму, больше всего поразило, что прямо под пальто у Нади Т. было надето свадебное платье. Однако никаких других признаков беременности отец у нее не заметил, и сообщение об этом оказалось, пожалуй, единственным приятным моментом во время моего объяснения с отцом, состоявшегося, когда я вернулся из Ярославля, уже не застав, к счастью, Нади Т., которая, проведя у нас ноябрьские праздники, отбыла за день до моего приезда, неизвестно почему не дождавшись меня.

Честно говоря, я и сейчас не совсем понимаю, с какой целью она приезжала. Тем не менее через несколько недель я получил от Нади Т. еще одну телеграмму, гласившую: «Поздравляю, у тебя дочь, назвали Полиной». По вышеозначенным причинам я и на эту телеграмму ничего отвечать не стал и уж тем более постарался, чтобы она не дай бог не попалась на глаза отцу. Впрочем, на этом моя переписка с Надей Т. благополучно завершилась, и больше ни о ней, ни о Полине я не имел никакой информации. И за десять лет, которые прошли с тех пор вплоть до моего вступления в фиктивный брак с Верой М., я еще только один раз, да и то, как читатель убедится в дальнейшем, чисто умозрительно, имел отношение к проблемам деторождения, хотя не могу сказать, что все это время вел такую же воздержанную и целомудренную жизнь, как на турбазе «Зарамаг».

Поэтому, когда Вера М. обратилась ко мне со своей неожиданной просьбой и позже, когда я вполуха слушал рассказ Васи К., мне абсолютно не приходило в голову, что зарегистрировать ребенка в ЗАГСе — значит дать ему имя. По всей вероятности Вера М. и Вася К. тоже представляли себе это все довольно туманно, поскольку в разговорах со мной они никак не акцентировали непосредственно имя, которое решили дать своему первенцу, и даже если и упомянули его, то вне всякой связи с регистрацией, так что у меня в голове это совершенно не связалось одно с другим.

Словом, когда на следующий день после встречи с Васей К. в ЗАГСе у меня спросили, под каким именем я намерен зарегистрировать своего сына, я был настолько ошарашен этим, казалось бы, естественным вопросом, что на первое время просто потерял дар речи и начал мычать что-то невнятное и невразумительное. Но сотрудники ЗАГСа, перевидавшие на своем веку немало счастливых отцов, очень вежливо и обходительно сказали мне, чтобы я так не волновался, а сел и спокойно подумал, и даже дали мне в помощь справочник русских и почему-то удмуртских имен. Машинально перелистывая этот справочник, в котором удмуртских имен оказалось такое невероятное количество, какого я прежде не мог себе и представить, я сидел и думал, но совсем не о том, о чем мне предлагали подумать сотрудники ЗАГСа, а о том, что не знаю ни телефона, ни даже адреса Веры М. и Васи К. Связь с ними у меня была односторонней, то есть они всегда звонили мне сами.