Опыты - [17]

Вот, к примеру, случилось мне как-то доставлять пианино на квартиру Новеллы Матвеевой. Я, конечно, не буду здесь излагать свои косные взгляды на ее творчество — скажу только, что жила она на восьмом, кажется, этаже большого старого дома неподалеку от Колонного зала Дома Союзов и лестница в этом доме была, во-первых, очень узкая, а во-вторых, не такая, как в обычных домах, где после каждого лестничного марша имеет место площадка, а так называемая полувинтовая, то есть такая, у которой один лестничный марш переходит в другой прямо сразу, безо всякой площадки. Те, кто имеет некоторый опыт «хождения под балалайкой» (так на профессиональном жаргоне называется переноска пианино и роялей), конечно, поймут, насколько это усложняет дело. А для тех, кто такого опыта не имеет, поясню, что когда лестничной площадки нет, то пианино (не говоря уж о роялях) ввиду его фиксированного положения на ремнях практически невозможно развернуть при переходе с одного марша на другой. Поэтому не приходится удивляться, что мы с напарником уже на первом витке слегка приложили к стене правую педаль этого благородного инструмента. И на протяжении всего последующего, крайне нелегкого подъема я был жестоко терзаем муками совести и уязвленного профессионального самолюбия, каковые терзания вылились в онегинскую строфу:

Омыв в поту и дух, и тело

И вырвав с попы клок волос,

Я пианино Вам, Новелла,

Рукой недрогнувшей принес.

Душа моя не так ранима,

Как это Ваше пианино,

И потому его педаль

Слегка погнулась. Очень жаль,

Что столь ничтожный сбой в работе

Оставил столь заметный след,

Но Вы, как истинный поэт,

Кастальскою влагою запьете

Сей грустный факт. Не надо слез.

Целую ручку. Ever yours.

Разумеется, при желании можно оспорить принадлежность к искусству этих незамысловатых строк и, как следствие, усомниться, является ли акт их создания действительно творческим актом. Но, на мой взгляд, сам факт их рождения в процессе тяжелого физического труда, а также бесспорное присутствие в них наивной поэзии и даже некоторой версификационной изощренности говорят сами за себя. Но главное даже не это. Вообще в последнее время я стал часто задаваться вопросом, является ли художественность, хотя бы и в самых высоких своих проявлениях, непременным атрибутом произведения искусства? И что есть творчество — результат или процесс? И всегда ли результат должен быть адекватен процессу, и наоборот? И что, собственно, представляет собой результат любого процесса — будь то переноска пианино или сочинение стихов?

Словом, как бы то ни было, когда подъем был закончен, я не постеснялся попросить у хозяйки листок бумаги, на котором запечатлел эти, говоря по совести, довольно хамские вирши и демонстративно спрятал их под крышку пианино. К сожалению, мне неизвестно, как понравился Новелле Матвеевой мой экспромт, поскольку, хотя с тех пор прошло уже много лет, она не сделала ни одной попытки сообщить мне о своем впечатлении.

Впрочем, может, это и к лучшему. Иной раз сказанное безо всякой задней мысли рождает такую непредсказуемую реакцию, что диву даешься. Думаю, каждому случалось оказываться в ситуации, когда по тем или иным причинам он бывал неправильно понят. А что касается художника слова, то, он, несмотря на все свое осознанное и неосознанное стремление этого избежать, тем не менее всегда должен быть к этому внутренне готов, поскольку избежать этого все равно невозможно, а иногда такое неправильное толкование неожиданно приводит к довольно интересным трансформациям авторской мысли, выводя ее на совершенно новый понятийный и смысловой уровень.

Одна такая история произошла со мной, когда я работал бригадиром грузчиков в мастерской по ремонту вычислительной техники треста «Трансоргмашучет». Должен сказать, что текучесть кадров в моей бригаде была очень высока и контингент моих подчиненных обновлялся полностью практически каждые полгода. Впрочем, это никак не отражалось на качественном составе бригады, каковая в любой отдельно взятый момент на 100 % (если, конечно, не считать бригадира) состояла из активно действующих хронических алкоголиков, для которых пребывание под моей ферулой являлось только коротким антрактом между отсидками в ЛТП. Вообще, как известно, люди, занимающиеся физическим трудом, обычно склонны к злоупотреблению горячительными напитками, но на этот раз мне пришлось иметь дело не с настоящими грузчиками, а с деклассированными люмпенпролетарскими элементами, не обладавшими ни соответствующей квалификацией, ни профессиональным самосознанием, не говоря уже о профессиональной этике. Не возьмусь даже определить, что было более впечатляющим зрелищем: то, в каком виде я заставал их с утра, или то, до какого состояния они доходили уже к середине рабочего дня. Но в обоих случаях не могло идти даже речи об употреблении их соответственно штатному расписанию. Впрочем, в большинстве своем это были тихие безобидные люди, которые очень хорошо понимали свою социальную уязвимость и поэтому в меру своих возможностей старались избегать каких бы то ни было демонстративных самопроявлений. И если кто-то из них и допускал иной раз что-то необщепринятое вроде публичного удовлетворения малой нужды вкупе с отдельными элементами эксгибиционизма, то это делалось не из хулиганских побуждений, а по причине функциональной слабости сознания и организма.