Опытный кролик - [208]

Ненашев взглянул на часы. Держаться надо еще два часа, потом, так или иначе, с севера в город ворвутся немцы. Гудериан переправился севернее и ничто не поможет Бресту.

Тактике ведения уличных боев Красную Армию не учили, население радовалось, что сгинули большевики и можно разжиться халявным добром. Итак, добавим еще минут тридцать-сорок, и немцы выйдут в тыл, но предварительно и окончательно перережут последний выход из крепости.

Так, что?

Сзади раздался шум, и Ненашев, обернувшись, увидел Иволгина, всего в пыли и копоти. Политрук тяжело привалился к стене траншеи, пытаясь отдышаться.

Какой у него взгляд! Панову внезапно захотелось уточнить его «политико-моральное состояние», именуемое, по флотскому, язвительному жаргону «полиморсосом».

— Ты, это… Как, целый внутри?

Замполит начал вставать, двигаясь какими-то рывками и тихо озверевая. Да как он может – так? Но начальник сам выглядел неважно, весь покрытый пылью и грязью, а под глазами уже отечные синяки. Видно, хорошо приложило тоже.

Ненашев сжал губы, зверя он в Иволгине разбудил – никого не любить, не жалеть. А дальше, ему самому надо вновь подняться.

— О! Вижу, что норме. Уймись, не в обиду сказано, и помянем павших, — достал флягу Максим.

— Я не буду пить.

— Глоток! Это приказ.

Неожиданно для Алексея, к нему вернулся аппетит. Как чертовски захотелось есть, просто режет под ложечкой.

Максим, поймав взгляд, лишь молча кивнул в ответ и, пользуясь командирским правом, принял внутрь еще один глоток, но во здравие. Блин, мерехлюндия, и только!

Великая Отечественная война, сутью которой является полное истребление и изгнание врага со своей территории, началась для политрука чуть раньше, чем выступление Молотова.

Тут же, ломая всякий пафос, со стороны немцев раздался приглушенный расстоянием длинный свисток. Они не хотели уступать. Их былой кураж исчез, но появились упертость, желание и силы если не прорвать, то прогрызть оборону русских.

Панов знал, что они обязательно это сделают, но чуть позже, чем в былой реальности.

— Щас, опять полезут, — вздохнул Максим, отряхивая с себя пыль и надевая каску.

— Откуда знаешь?

— Ой! Ты что, не слышал сигнал к атаке? Двигай на левый фланг.

Вермахт там шел не один, а гнал впереди пленных с ящиками в руках. Пулемет из дота заставил всех, чужих и своих, рухнуть на землю.

«Девяносто восемь, девяносто девять, сто».

****

— Санитары!.. Мать вашу! Куда вы подевались!

Два красноармейца несли мимо Ненашева по ходу сообщения очередное тело, накрытое плащ-палаткой.

Черт, как давит, гад! Именно давит, методично и умело выбивая его людей из траншей и укрытий.

И что? Когда дрогнет враг от танковой атаки? Где помощь? Или врут мемуары? Почему не идет в атаку дежурный батальон 22-й дивизии, где пехотинцы-мотострелки?[618].

По коже пробежали мурашки. Верно, теперь строить бой на фактах-воспоминаниях именно здесь – авантюра, внесены уже необратимые изменения в реальность. Если немцы начинают постепенно действовать иначе, то чего следует ожидать от своих?

Как вопросительно на него поглядывают бойцы. Где наши снайперы-зенитчики? Где лучшие в мире летчики на лучших в мире самолетах? Где лавина с блеском стали? Где, черт возьми, непобедимая Красная Армия!?

И ведь пока не объяснить, что это именно они и есть! Но какое терпение, доверие именно ему, бросающему своих дедов сейчас на смерть.

— Наши! Наши! — крикнул связист рядом с ним, радостно вскидывая руку вверх.

Максим приложил к глазам бинокль.

В небе плыли шесть двухмоторных самолетов «СБ», они шли без истребительного сопровождения бомбить аэродром, где базируются столь досаждавшие всем немецкие пикировщики.

Результат Саша знал, машины одну за другой собьет дежурное звено «Мессершмиттов». Никто из летчиков, видя гибель товарищей, с боевого курса не свернет. Последнему горящему бомбардировщику не хватит трехсот метров долететь до цели[619].

Однако Панов ошибался, эти, поднявшиеся со взлетного поля рядом с Пинском, немедленно принялись обрабатывать переправы немцев через Буг. Немцы перво-наперво разбомбили стоящие рядком новенькие «Пе-2», удивляясь, что они не горят, а самолеты лишь недавно собрали, и не было внутри ни масла, ни бензина.

«СБ» грамотно зашли со стороны солнца, и облака разрывов от зенитных снарядов появились, лишь когда начался второй заход[620].

Рядом вспыхнул воздушный бой. Четыре «чайки» бросились наперерез восьми «Мессершмиттам»[621], нацелившимся на советские бомбардировщики.

Выделывая пируэты, самолеты мелькали в небе. Спустя пару минут один из них, объятый пламенем, беспорядочно кувыркаясь, падал на землю. Немец, всматриваясь в бинокль, определил Ненашев. Все верно, силуэт ни с чем не спутаешь.

— Сбили фашиста! — проорал Максим, поднимая боевой дух.

В ответ раздался могучий рев, казалось, заглушивший звуки боя. Люди воодушевились. Сердце замирало, когда глаза следили за поединком в небе. Жива, сражается наша авиация!

Еще один «сто девятый», задымив, отвалил в сторону. Потом два разных по окраске самолета столкнулись в небе и обломками рухнули вниз.

Воздушный бой стих, лишь два купола висели в небе. По одному с западного берега хлестнули очередью и, надутый воздухом, шелк смялся, на секунду становясь медузой, а после, сдувшись, улетел в сторону.