Опытный кролик - [163]

На картине лежит странный запрет. Нельзя смотреть бойцам, но в Дома Красной Армии фильм вернулся в начале апреля[540].

*****

На другом берегу гауптман построил батальон.

Скоро должны объявить особый приказ фюрера[541].

Через десять минут раздался шум мотора, прибыл командир полка, в полосе наступления которого начнет работать их батальон.

После кратких приветствий, синий луч фонарика высветил коричневый конверт, распечатанный на глазах. Теперь в его руках белел листок с приказом.

— Внимание!

Наступила тревожная пауза, кровь напряженно пульсировала в ушах. Вот оно! Настало! Сейчас определиться их судьба.

— Солдаты Восточного фронта! Долгие месяцы я вынужден был сохранять молчание. Однако пришло время, когда я смог открыто обратиться к вам…

Гауптман потрясенно слушал последние слова Адольфа Гитлера.

…Превентивный удар необходим для завершения этой великой войны и спасения европейской культуры. Красная зараза покушалась на сам образ их жизни. В их руках будущее Германского рейха и судьба цивилизации. Да поможет им Бог в священной битве.

Пора и ему сказать слова:

— Солдаты! Товарищи! Не забывайте, что жидо-большевизм нанес Германии удар ножом в спину во время Первой мировой войны! Он виновен во всех несчастьях немецкого народа. Но та битва не закончена, она продолжается и сегодня, в этот час! Товарищи, не уроните честь отцов и дедов! Покажем нации, какие мы парни![542]

Проорав традиционный «Хох» в ответ, они услышали далекий и воодушевленный рев сотен глоток с русского берега. Что там происходит? Неужели и большевики ринутся на них на рассвете?

— Батальон, смирно!.. Вольно!.. Разойдись!

Для парней настало время обсудить новости.

— Только подумаешь, и еще одна война!

— А как же пакт о ненападении между Германией и Россией?

— Ты слышал, они готовы ринуться на нас!

— Не стони. Мы покончим с русскими за три-четыре недели!

— Вряд ли, три-четыре месяца…

— Эй, не забывай, какая у нашего Адольфа фантастическая голова. Это будет окончательный триумф над Версалем. От нас всего лишь требуется еще один блицкриг.

— Вот загнул, как на митинге. Ты не в партии, сынок…

— А ты что молчишь, Франц? — в роте тот солдат слыл мрачным пессимистом.

Вот и сейчас тень висела на его лице. Что, впрочем, не мешало нести ему в одной руке полный котелок горохового супа, а в другой – хлеб и порцию конской колбасы. Пока все рассуждают, можно спокойно набить брюхо, добыв на кухне немного лишнего.

— Фюрер, конечно, гениальный человек, но думаю, год.

— Не каркай! Иначе положим тебя в братскую могилу сверху.

В ответ Франц надул толстые щеки и зло сожмурил глаза:

— Что хотел, услышал? Заткнись! Из этого дерьма не всем придется вернуться домой!

— Нет, он шутник. Не помнит, сколько недель ушло на Польшу? А как под нас легла Франция?

— Да, галлы окончательно выродились. Послушные бараны!

— Зато девчонки там просто прелесть! Стройны, как тополь!

— По моим подсчетам война должна закончиться в конце июля, и я назначил свое бракосочетание на второе августа! — многозначительно сопя, кто-то выразил свое мнение[543].

— Ты хороший математик, Гельмут, но твоей невесте придется подождать. Говорят, в России совсем нет дорог и полно грязи, приятной лишь свиньям…

— Слушай, Карл, думай, про что вякаешь.

— Хорошо, тогда мой старик говорил, что нет ничего лучше сала из тех свиней к домашнему шнапсу. А какую там делают кровяную колбасу, не хуже, чем в Вестфалии…

— Кончай голосовать за коммунистов, а не то вставлю тебе клизму из того, что приготовил на ужин наш повар.

Смех разрядил обстановку.

— Вилли, а ты чего?

Тот отложил письмо:

— Гамбург сильно бомбят англичане. Отец с семьей перебрался в Дрезден. Там безопаснее. Сестра рада. Написала, что посетила музей Карла Мая и теперь в восторге. Еще ввели карточки на фрукты и картофель.

Кто-то затянул «Эрика, как мы тебя любим». Все, как всегда. Надо, так надо. Фюрер, наконец, знает, что делает. После долгих споров, бесед, вопросов и сомнений солдаты успокоились. Главное, наступила определенность, прервавшая изматывающее томительное ожидание[544].

Прошлые победы воодушевляли даже самых мрачных пессимистов. Ну и ладно, пусть год! Когда они со славой вернутся на немецкую землю, их снова начнут обнимать, целовать, приветствовать, ласкать, забрасывать цветами, шоколадом и конфетами. Не всех, но каждый надеялся, что ему повезет.

Командир разведбатальона поднялся на наблюдательную вышку.

— Что там происходит у большевиков?

— Все, как в обычную субботу. Смотрят кино!

«Точно, варвары! Ничего, мы научим вас культуре!» — подумал гауптман, представляя, как орет толпа волосатых и грязных питекантропов в шкурах, в кривых руках вздымавшие дубины.

Живут беззаботно, руководствуются инстинктами, чужды всякой ответственности и долгу. А постоянное желание перебежчиков с другой стороны выпить? Впрочем, вроде по марксистским убеждениям, алкоголизм считается смягчающим обстоятельством. Вечно помутненный водкой разум, порочное тело и слабая воля.

Нет, они, немцы, не такие. Тот, кто проповедует слабость воли – враг. Им не нужна тысяча моральных предписаний от бога. Главное – кровь. Она бьется в сердце немца, предписывая принимать верные решения без моральных сомнений и угрызений совести.