Опыт словаря нового мышления - [8]

Отсюда, вероятно, элементарное, уже давно установленное и по-прежнему существующее правило для начинающего этнолога: он должен воплощаться в объект своих исследований и быть одновременно сторонним наблюдателем. Это является методическим предписанием, в котором фактически речь идет о предполагаемом объекте этнологического исследования. Отсюда также, вероятно, разные формы колониальной политики, которая могла сопутствовать завоеванию или установлению господства над другими народами. Двумя краткими выражениями этой политики являются, с одной стороны, ассимиляция, которая делает «другого» юридически равноправным, но которая не признает за ним права на самобытность, и, с другой - сегрегация, которая закрепляет существующее различие и лишает «другого» какой-либо возможности ставить вопрос о равноправии.

Однако этнология не ограничивается тем, что как бы рекомендует в обязательном порядке уподобиться шизофренику. Так как если трудно быть одновременно и самим собой и другим, то возможен, и даже неизбежен вывод, что «другая сторона» также создает для себя образ своего «другого»; и именно потому, что этнология осознает наличие образа «другой стороны» у «других», она оказывается в состоянии разорвать порочный круг, в который, казалось, было заключено ее исходное определение. Так как этот «другой других» не просто человек другой национальности или другой культуры, даже если история и опыт свидетельствуют о значимости этого «другого» и об актах насилия, могущих кристаллизовать образ сообществ, народностей и групп, которые несут на себе клеймо существенно отличных и поэтому вызывающих тревогу и опасных. «Другой других» - это также тот образ, который эти другие создают для себя об индивидуальном «другом», или, точнее говоря, образ, который каждый из них создает для себя о тех, с кем он должен иметь дело, думая неизбежно во множественном числе о своем отношении к окружению, которое сторонний наблюдатель возводит в категорию недифференцированного «другого».

Этнология учит нас не отождествлять общество и культуру и не возводить в субъект выведенную в результате такого отождествления сущность: обобщенный француз, русский или представитель племени бамбара не существует как таковой (как и абстрактно обобщенный армянин или баск). Этнология учит нас также, что во всех культурах были разработаны теории об индивидууме, а точнее, представления об индивидуальной идентичности и об отношениях между людьми, представления, по существу, проблемные, потому что они не столько рассматривают проблемы половых и возрастных различий, сколько идут еще дальше вглубь и изучают отношение к любому другому лицу, обе сущности которого, строго говоря, немыслимы друг без друга. Всякое восприятие идентичности проходит через восприятие отношения. И это является высшим достижением, последним словом антропологии (в смысле сравнительной этнологии) ритуальных отправлений, культов или суверенитета.

Если всем обществам присущи внутренние различия, которые не позволяют отождествлять их с однородными культурами, являющимися как бы их естественным и специфическим выражением, то все культуры испытали на себе со всей очевидностью влияние других культур. Правила, лежащие в основе родственных и семейных связей, теории наследственности, правила наследования и преемственности поколений, организация родовых, кастовых и возрастных сообществ, а также представления о физическом и психическом облике и межличностных отношениях исходят из двойственной идеи о «другом» - как о личности и как о социальной или этнической сущности. Нет такой культуры, которая не являлась бы синтезом мышления отдельной личности и коллективно выработанных установок. Таким образом, всякую культуру можно было бы определить как историческую и как сегментальную категорию. Историческую - потому что она представляет собой практику, подверженную влияниям, обменам, борьбе, изменениям, творящим историю; сегментальную - в том смысле, в котором этнологи употребляют данное выражение для анализа механизмов становления и расслоения родовых групп в общих пирамидальных структурах, в которых уровни тождества являются одновременно уровнями противоположности. Уделив далеким «другим» такое же внимание, как и близкому «другому», своему повседневному соседу, этнолог может осознать, что он изучает не столько «других», сколько их антропологию, представление или представления, которые эти «другие» имеют о нем самом, «другом» для них, об отношениях между ними. Поэтому их «другость» (специфичность) ему кажется менее чуждой, а их общество - менее чужим.

Андрей Мельвиль

На протяжении веков разные причины толкали людей на соперничество, конфликты, вражду. В разных обществах и культурах по-разному определялись те государства, народы, социальные группы, которые считались враждебными, а сами конфликты и войны имели различный классовый характер и различное социально-политическое содержание. Но практически всегда ситуация напряженности и конфликта, особенно ведущая к вооруженным столкновениям, порождала «образ врага» и в свою очередь подкреплялась им; этот образ формировался в сознании людей и лежал в основе особой психологии враждебности и ненависти по отношению к другим группам, народам и странам.