«Опыт и понятие революции». Сборник статей - [58]
Приобщение к Западу начнется только с подражания Западу, поскольку только через такое подражание мы подключаемся к перманентному кризису, лежащему в основании современного Запада. Подражание как участие в кризисе следует противопоставлять подражанию внешним, готовым и окаменевшим формам западной государственности. В заключение я хочу привести цитату из О. Мандельштама, глубочайшего, наверное, аналитика русской революции. Мандельштам говорит о подражательности Французской революции, но явно имеет в виду революцию Октябрьскую и российскую задачу подражания Западу как таковую.
По мере приближения Великой Французской революции псевдоантичная театрализация жизни и политики делала все большие успехи, и к моменту самой революции практическим деятелям пришлось уже двигаться и бороться в густой толпе персонификаций и аллегорий, в узком пространстве настоящих театральных кулис, на подмостках инсценированной античной драмы. Когда в этот жалкий картонный театр сошли настоящие фурии беснования, в напыщенную трескотню гражданских праздников и муниципальных хоров сначала трудно было поверить, и только поэзия Шенье, поэзия подлинного античного беснования наглядно показала, что существует союз ума и фурий, что древний ямбический дух, распалявший некогда Архилоха к первым ямбам, еще жив в мятежной европейской душе.
Дух античного беснования с пиршественным великолепием проявился во Французской революции. Разве не он бросил Жиронду на Гору и Гору на Жиронду? Разве не он вспыхнул в язычках фригийского колпачка и в неслыханной жажде взаимного истребления, раздиравшей недра Конвента? Свобода, Равенство, Братство — в этой триаде не оставлено места для фурий подлинной беснующейся античности. Ее не пригласили на пир, она пришла сама, ее не звали, она явилась непрошеной, с ней говорили на языке разума, но понемногу она превратила в своих последователей самых яростных своих противников [48].
О политической философии
Опубликовано в журнал Неприкосновенный запас 2003/5
1. Важны все понятия, ведь они образуют единую структуру, — но особенно те, что представляются конкретно-историчными (например, государство, суверенитет) и которые сейчас, как заявляют, находятся на грани гибели. Я сильно сомневаюсь в их обреченности, но трансформация налицо, и от философа здесь требуется большая искусность в челночном движении между историческим контекстом и концептуальным логическим анализом.
Из профессиональных политических философов я назвал бы Ханну Арендт и (как ни кощунственно называть эти два имени вместе) Карла Шмитта. Оба они — редкий в XX веке случай — мыслили политику всерьез: в диалоге с двухтысячелетней традицией (далекой от того, чтобы быть преодоленной), с яростной личной вовлеченностью и со способностью глубоко проникать в логику своих оппонентов.
Ничего не стоит политическая философия, которая не задается вопросом, как политическое возможно; как оно соотносится с истиной, в чем его внутренний исток. Для этого необходимо посмотреть на политику с универсальной, то есть мировой, точки зрения. Что такое город вообще? Пока нет ответа на этот вопрос, слишком поспешно обсуждать, надо ли в этом городе устраивать монархию или демократию, кто и какие в нем имеет права и т.д. И вот Арендт и Шмитт связывали свое видение политики с глубокими сдвигами в мышлении о мире, которые произошли в Новое время и которые до сих пор как следует не освоены политической мыслью. Для обоих политика была не простым объектом мысли, а ее условием: областью, содержащей в себе условия собственной мыслимости. Так, для Арендт политика есть сфера чистой явленности, феноменальности, которая диалектически связана с дополнительной ей частной сферой потаенности. Смысл политики есть чистая (само)деятельность, составляющая собственную цель. Для Шмитта политическое есть область категорического суждения, различения между другом и врагом. Причем это различение делается между вещами, которые сами по себе неразличимы. То есть для Шмитта суть политического — в границе, пределе. Политика ведает границами, во всей их парадоксальности и трудности для мысли.
Из живущих ныне философов политики к глубочайшим я бы отнес Жака Деррида (написавшего в 1990-е годы несколько блестящих, хотя отчасти избыточных, политико-философских трактатов) и Джорджо Агамбена. Они многое сделали для вскрытия опасной теолого-метафизической логики современной либеральной демократии. Но оба они относятся ко всей политической истории человечества несколько нигилистически, стремятся сразу и всю ее преодолеть — что несколько наивно, да и жаль. Арендт и Шмитт, напротив, призывали возродить настоящую политику. Но не надо забывать и о великих философах XX века, не занимавшихся прямо политической теорией. Огромное влияние на политическую мысль оказал психоанализ, особенно Фрейд и Лакан (крайне важна, в частности, их теория идентификации). И это влияние будет только расти.
2. А) Политическая философия, как и философия вообще, неотделима от истории. Наше настоящее нам полностью не принадлежит, и мы постоянно должны отступать назад, чтобы разобраться в нем. В то же время у нас есть право рассматривать политические понятия универсально, общезначимо — поскольку настоящее подвешивает их на грани возрождения и забвения. Объясним эту мысль подробнее.
Новая книга политического философа Артемия Магуна, доцента Факультета Свободных Искусств и Наук СПБГУ, доцента Европейского университета в С. — Петербурге, — одновременно учебник по политической философии Нового времени и трактат о сущности политического. В книге рассказывается о наиболее влиятельных системах политической мысли; фактически читатель вводится в богатейшую традицию дискуссий об объединении и разъединении людей, которая до сих пор, в силу понятных причин, остается мало освоенной в российской культуре и политике.
Ключевой вопрос этой книги: как выглядит XX столетие, если отсчитывать его с 1945 года – момента начала глобализации, разделения мира на Восточный и Западный блоки, Нюрнбергского процесса и атомного взрыва в Хиросиме? Авторский взгляд охватывает все континенты и прослеживает те общие гуманитарные процессы, которые протекали в странах, вовлеченных и не вовлеченных во Вторую мировую войну. Гумбрехт считает, что у современного человека изменилось восприятие времени, он больше не может существовать в парадигме прогресса, движения вперед и ухода минувшего в прошлое.
Статья из сборника «На суше и на море» — 1964.
Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена одному из влиятельнейших философских течений в XX в. — феноменологии. Автор не стремится изложить историю возникновения феноменологии и проследить ее дальнейшее развитие, но предпринимает попытку раскрыть суть феноменологического мышления. Как приложение впервые на русском языке публикуется лекционный курс основателя феноменологии Э. Гуссерля, читанный им в 1910 г. в Геттингене, а также рукописные материалы, связанные с подготовкой и переработкой данного цикла лекций. Для философов и всех интересующихся современным развитием философской мысли.
Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].
В условиях сложной геополитической ситуации, в которой сегодня находится Россия, активизация собственного созидательного творчества в самых разных областях становится одной из приоритетных задач страны. Творческая деятельность отдельного гражданина и всего общества может выражаться в выработке национального мировоззрения, в создании оригинальных социально-экономических моделей, в научных открытиях, разработке прорывных технологий, в познании законов природы и общества, в искусстве, в преображении человеком самого себя в соответствии с выбранным идеалом и т.
Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.