Опыт философской антропологии - [77]
Кроме того, природа рассматривается как natura sapiens. Если мы постулируем множественность миров, то тем самым признаем, что природа постоянно мыслит самое себя, она склонна к саморефлексии. Мы полагаем эту способность Космоса настолько существенной, что если бы однажды исчезла последняя мыслящая единица во Вселенной, само бытие перестало бы существовать, оно обратилось бы в Ничто. Идея множественности миров также снимает одиночество человека во Вселенной и отвергает предустановленный прогресс (или регресс) человечества.
Человек понимается как микрокосм. Он наследует творческое начало бытия и является homo creans. Эта сущностная характеристика влияет на многие суждения о человеке, в том числе она принимает участие в формулировке императива, запрещающего окончательные оценки живого человека.
Активность человеческого духа имеет креативный либо деструктивный характер. Индивидуальная ментальность принимает участие в формировании 1) объекта своего влияния; 2) субъекта, которому принадлежит; и, наконец, 3) в творении самой себя. В частности, мы становимся тем, что мы хотим и желаем, любим и ненавидим, что вспоминаем и переживаем. Зная же о хайдеггеровской истине «Ничто само ничтожит» и о том, что ужас приоткрывает Ничто, нам следует иметь в виду, что методика противостояния смерти может быть построена на фундаментальном настроении любви.
В этой связи дополним, что экзистенция понимается как своеобразная реальность (экзистенциальное поле, поле человеческого духа), которая обладает своей жизнью, собственной динамикой и может быть конструктивна либо деструктивна не только для смыслов человеческого существования, но и для других форм бытия. Экзистенция является проводником смыслов и понимания. Поэтому мы говорим о феномене активности экзистенциального поля (разума и чувств, рационального и иррационального компонентов, в том числе интуиции, воли, любви и т. д.), когда наш дух оказывает непосредственное влияние на внешний мир и самого себя.
Предлагаемое определение души как совокупности (внутренних и внешних) устойчивых универсальный отношений человека с миром позволяет сказать, что душа имеет вневременный и внепространственный характер. Заметим также, что идея «дух есть отношение» объясняет его нематериальный, невещественный характер.
Поскольку названные отношения имеют место как внутри тела индивида, так и за его пределами, например, между человеком и Космосом, то им нельзя установить определенные временные или пространственные границы. Другими словами, человеческая душа бесконечна, она бессмертна, а точнее, в человеке имеются два начала: смертное и бессмертное. Предназначение же человека состоит в том, чтобы развивать и укреплять свое бессмертное начало, приобретать, так сказать, богоподобие. В этом, в частности, заключается наш ответ на вопрос «Что значит для человека быть?».
Вместе с тем у нас нет возможности совершенно точно «вымыслить» душу живого человека. Дать полную, исчерпывающую дефиницию души — значило бы умертвить человека. Во имя жизни человеческого духа не стоит давать ему конечных определений.
Вопреки сартровской концепции мы полагаем, что индивид изначально обладает и сущностью, и существованием. Обе характеристики подвержены изменению, и потому человек становится тем, кем он становится. Такой подход не закрывает перспективы человека.
Что касается классической эстетики абсурда в исполнении А. Камю, то нам по-прежнему дороги ранее открытые рецепты противостояния абсурду.
Гуманистическая методология не разрешает нам увидеть в сверхчеловеке идеал для человека, но позволяет указать на метафизический аргумент против смертной казни.
Мы надеемся, что полученные результаты будут способствовать становлению современной философской антропологии, которая укрепляла бы убеждение Альбера Камю: «Есть больше оснований восхищаться людьми, чем презирать их». Опыт создания гуманистической философии человека продолжается…
СПИСОК ЛИТЕРАТУРЫ
Августин. О благодати и свободном произволении / Августин // Краткая история этики / А. А. Гусейнов, Г. Иррлитц. — М., 1987. — С. 532—557.
Адлер, А. Понять природу человека / А. Адлер ; пер. Е. А. Былина. — СПб. : Академический проект, 1997. — 256 с.
Адорно, Т. В. Проблемы философии морали / Т. В. Адорно ; пер. с нем. М. Л. Хорькова. — М. : Республика, 2000. —239 с.
Айер, А. Дж. Человек как предмет научного исследования / А. Дж. Айер ; предисл. и пер. Е. Г. Рудневой // Философские науки. — 1991. — № 1. — С. 120—136.
Алексеев, С. С. Жизнь — абсолютная ценность / С. С. Алексеев // Смертная казнь: за и против : [сб.] / сост. О. Ф. Шишов, Т. С. Парфенова; под ред. С. Г. Келиной. — М., 1989. — С. 336—338.
Амбарцумов, Е. Не нервничать! / Е. Амбарцумов // Литературная газета. — 1989. — 27 дек.
Апресян, Р. Г. Талион и золотое правило нравственности: критический анализ сопряженных контекстов / Р. Г. Апресян / / Вопросы философии. — 2001. — №3. — С. 72—84.
Аристотель. Сочинения. В 4 т. Т. 1 / ред. В. Ф. Асмус. — М. : Мысль, 1975. — 550 с.
Аристотель. Поэтика / Аристотель // Сочинения : в 4 т. — М., 1984.
Настоящая монография посвящена анализу тех первых принципов, на которых может быть построена философская антропология, наиболее адекватно представляющая сущность человека.
Верно ли, что речь, обращенная к другому – рассказ о себе, исповедь, обещание и прощение, – может преобразить человека? Как и когда из безличных социальных и смысловых структур возникает субъект, способный взять на себя ответственность? Можно ли представить себе радикальную трансформацию субъекта не только перед лицом другого человека, но и перед лицом искусства или в работе философа? Книга А. В. Ямпольской «Искусство феноменологии» приглашает читателей к диалогу с мыслителями, художниками и поэтами – Деррида, Кандинским, Арендт, Шкловским, Рикером, Данте – и конечно же с Эдмундом Гуссерлем.
В этой книге, отличающейся прямотой и ясностью изложения, рассматривается применение уголовного права для обеспечения соблюдения моральных норм, в особенности в сфере сексуальной морали. Эта тема вызывает интерес правоведов и философов права с публикации доклада комиссии Вулфендена в 1957 г. Настоящая книга представляет собой полемику с британскими правоведами Джеймсом Фитцджеймсом Стивеном и Патриком Девлином, выступившими с критикой тезиса Джона Стюарта Милля, что «единственная цель, ради которой сила может быть правомерно применена к любому члену цивилизованного общества против его воли, – это предотвращение вреда другим».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Что такое правило, если оно как будто без остатка сливается с жизнью? И чем является человеческая жизнь, если в каждом ее жесте, в каждом слове, в каждом молчании она не может быть отличенной от правила? Именно на эти вопросы новая книга Агамбена стремится дать ответ с помощью увлеченного перепрочтения того захватывающего и бездонного феномена, который представляет собой западное монашество от Пахомия до Святого Франциска. Хотя книга детально реконструирует жизнь монахов с ее навязчивым вниманием к отсчитыванию времени и к правилу, к аскетическим техникам и литургии, тезис Агамбена тем не менее состоит в том, что подлинная новизна монашества не в смешении жизни и нормы, но в открытии нового измерения, в котором, возможно, впервые «жизнь» как таковая утверждается в своей автономии, а притязание на «высочайшую бедность» и «пользование» бросает праву вызов, с каковым нашему времени еще придется встретиться лицом к лицу.В формате a4.pdf сохранен издательский макет.
К концу второго десятилетия XXI века мир меняется как никогда стремительно: ещё вчера человечество восхищалось открывающимися перед ним возможностями цифровой эпохи но уже сегодня государства принимают законы о «суверенных интернетах», социальные сети становятся площадками «новой цензуры», а смартфоны превращаются в инструменты глобальной слежки. Как же так вышло, как к этому относиться и что нас ждёт впереди? Поискам ответов именно на эти предельно актуальные вопросы посвящена данная книга. Беря за основу диалектические методы классического марксизма и отталкиваясь от обстоятельств сегодняшнего дня, Виталий Мальцев выстраивает логическую картину будущего, последовательно добавляя в её видение всё новые факты и нюансы, а также представляет широкий спектр современных исследований и представлений о возможных вариантах развития событий с различных политических позиций.
Автор пишет письмо-предвидение себе 75-летнему... Афористичная циничная лирика. Плюс несколько новых философских цитат, отдельным параграфом.«...Предают друзья, в ста случаях из ста. Враги не запрограммированы на предательство, потому что они — враги» (с).