Опыт философской антропологии - [24]

В этой связи он спрашивает: «Бывает ли в нашем бытии такая настроенность, которая способна приблизить его к самому Ничто?» И отвечает: «Это может происходить и действительно происходит — хотя достаточно редко, только на мгновения, — в фундаментальном настроении ужаса» (Хайдеггер 1993: 20).

Таким образом, если, по Хайдеггеру, ужас приоткрывает Ничто, то, по нашему убеждению, любовь как альтернативное иррациональное настроение открывает человеку бытие, жизнь и ее ценности. Гносеология будущего потребует фундаментального настроения любви.

1.5. Предмет философской антропологии

Как отмечает А. В. Денежкин во вступительной статье к «Избранным произведениям» Шелера, сегодня сама антропологическая перспектива в философии становится сомнительной. От позднего Хайдеггера до Фуко и Деррида она снова и снова ставится под вопрос и подвергается «философическому осмеянию»: разве не умер уже человек? Антропологи, проснитесь, ведь он уже давно похоронен! «„Антропологический сон“ может оборваться, но вопросы Шелера должны сохраниться, если должна сохраниться философия», — подчеркивает автор (Денежкин 1994: VIII). Мы бы сказали несколько иначе: идеи Шелера следует сохранить и развить, если человек хочет понять себя и прогрессировать.

В статье «Человек и история» (1926) М. Шелер писал: «Если и есть философская задача, решения которой наша эпоха требует как никогда срочно, так это задача создания философской антропологии». При этом он имел в виду «фундаментальную науку о сущности и сущностной структуре человека» (Шелер 1994: 70), которая могла бы стать последним философским основанием и в то же время точно определить исследовательские цели всех наук, изучающих человека.

По Шелеру, задача философской антропологии состоит в том, чтобы точно показать, как из основной структуры человеческого бытия выттекают все дела человеческие, в том числе язык, наука, миф, искусство, религия, общество, государство, история, идеи, совесть и т. д. (см.: Шелер 1988: 90). При таком подходе философия человека приобретает статус науки всех наук. Homo sapiens превращается в некий чудодейственный эмбрион, из которого вырастает весь мир культуры.

Думается, здесь М. Шелер допускает преувеличение, которое само по себе мешает разглядеть подлинную сущность человека и окружающей его среды. К примеру, подчеркивая особое положение человека в обществе, не следует забывать и об особенностях социума. Самоценность личности не должна закрывать автономию общества, где можно наблюдать не только самостоятельное действие исторического духа (закона), но и спонтанным чувственный порыв социальных групп. Дух общества в целом не выводится полностью из духа отдельного индивида. Дух человеческой расы (нации, государства) складывается из многообразных взаимодействий и отношений индивидов между собой и природой. Вместе с тем нельзя не согласиться с философом, что постижение сущности человека способствует адекватному пониманию дел человеческих.

В заметках Шелера к Зальцбургскому антропологическому конгрессу (192 6) содержится следующая запись: «То, чего я хочу, — это вновь укрепить, сделать определенным, прояснить неуверенное, колеблющееся человеческое самосознание — не льстить ему, не унижать садистски, как дарвинисты, Фрейд и т. д. Я хочу придать ему форму, которая сохранится в течение нескольких тысячелетий! Я хочу научить тому, как человек может вынести себя самого — не переоценивая себя и не впадая в манию величия, но и не подвергая себя ложному самоуничижению» (цит. по: Денежкин 1994: VIII). Мы предлагаем продолжить решение этой задачи.

а) Возможность философской антропологии

По словам Х. Блюменберга (1995: 105), первой философской антропологией, заслуживающей этого наименования, стала на заре нового времени «Апология Раймунда Сабундского» Монтеня (см.: Монтень 1992).

Н. С. Автономова полагает, что антропология «как специализированное учение о человеке возникает, по-видимому, в XVIII в., и с тех пор ее место в составе философского знания и ее культурное значение не остаются неизменными…» (цит. по: Гуревич 1995: 101). В свою очередь П. С. Гуревич указывает на то, что традиционно формирование философской антропологии связывается с именем Д. Вико, немецким мыслителем раннего Просвещения Х. Вольфом, французскими материалистами. А. Гелен видел исток философской антропологии в фихтеанском учении о человеческой душе (см.: Гуревич 1995: 101).

М. Бубер считал, что самым энергичным сторонником философской антропологии был И. Кант. Свои вопросы (Что я могу знать? Что мне надлежит делать? На что смею надеяться? Что такое человек?) Кант готов был свести к антропологии, «ибо три первых вопроса относятся к последнему» (цит. по: Бубер 1993: 76). Нетрудно видеть, что после выполнения предложенной процедуры антропология оказывается единственной и фундаментальной философией, у которой может вновь пробудиться стародавняя претензия на статус науки всех наук. Мы не являемся энтузиастами подобного редукционизма.

Рассматривая антропологическое учение Канта, Бубер отмечает множество его ценных заметок к познанию человека: об эгоизме, искренности и лжи, о фантазии, ясновидении и мечтательности, о душевных болезнях и о шутке. Вместе с тем иерусалимский философ отмечает, что сам вопрос, что такое человек, у Канта «вообще не ставится». Не затрагивались им всерьез и другие проблемы, как-то: особое место человека во Вселенной, его положение перед лицом Судьбы, его экзистенция как смертного существа и т. д. В антропологии Канта нет «человеческой