Опьяненные страстью - [3]

– Так что же нам делать?

– Отдать дьяволу его долю, – ответила Анриетта.

Внезапно в голове Жюстины промелькнула леденящая душу мысль.

– Не хочешь ли ты сказать, что одной из нас следует уступить месье де Вальми?

– Ни за что! Уж лучше долговая тюрьма! – убежденно выпалила Анриетта.

В обмен на все деньги сестер и половину их драгоценностей загадочный месье де Вальми помог им покинуть залитый кровью Париж в 1791 году. В то время его помощь сестры сочли манной небесной. Но оказавшись в Лондоне, они узнали, что в обществе эмигрантов о месье де Вальми упоминают лишь испуганным шепотом. Поговаривали, будто он принадлежал к числу молодых радикалов, порвавших со своими аристократическими семействами, чтобы присоединиться к санкюлотам в первые дни революции. Когда же революция превратилась в кровавую бойню, де Вальми начал вести двойную игру: за щедрую мзду тайком помогал аристократам бежать из страны, а чтобы завоевать признание республики, продавал других аристократов черни. Шептались, будто ни то ни другое занятие не имеет для де Вальми ни малейшего значения. Когда фортуна изменила революции и мятежники принялись уничтожать друг друга, де Вальми прибыл в Англию. Доказать справедливость слухов о нем было невозможно, а те, кто мог это сделать, не осмеливались и пикнуть. Де Вальми слыл опасным хищником. Казалось, он знает наперечет все чужие тайны, в том числе и тайны сестер Фокан.

Миссис Селдон, костлявая престарелая экономка в перепачканном переднике и уныло обвисшем чепце, вошла в гостиную и с бесцеремонным стуком опустила на стол поднос. Китайский фарфор жалобно зазвенел.

Сестры обратили на экономку не больше внимания, чем на свист ветра в дымоходе. Они принадлежали к миру, где к слугам относились как к мебели: без них не обойтись, но когда необходимость в них отпадала, их равнодушно игнорировали.

Когда экономка ушла, Жюстина прижала ко лбу носовой платок, распространяющий аромат лилий. Жертва частых мигреней, она давно жаждала хинных пилюль с имбирем, которые принимала в качестве старого, испытанного средства от своего недуга. Она не сразу заметила, что Анриетта наливает в чашку янтарную жидкость.

– Опять чай? Ведь кухарке известно, что я терпеть не могу эти помои! Почему к ужину больше не подают вина?

– У нас остался только чай, – возразила Анриетта. – Виноторговец отказал нам в кредите – до тех пор, пока мы не оплатим хотя бы несколько счетов. Я пыталась объяснить, что смысл кредита состоит как раз в том, чтобы не приходилось каждый раз платить. Разумеется, подобные тонкости в Англии неведомы.

Протянув руку, Жюстина сняла крышку с блюда и в отвращении сморщила носик, увидев опостылевший жидкий луковый суп с черствым хлебом, которым сестры питались уже две недели.

– Как я мечтаю о карпе, тушенном в вине с луком, зеленью и маслом!

– Тебе ничего не стоит заполучить его, – безжалостно ответила Анриетта, но вовремя уловила странное выражение, мелькнувшее на лице сестры. – Ты ничего не хочешь мне сказать?

Под пристальным взглядом сестры Жюстина порозовела.

– Совестно признаться, но я… да, сегодня утром я попыталась выманить лосося у приказчика из рыбной лавки!

– Жюстина!

Старшая сестра встряхнула тщательно расчесанными белокурыми локонами. Она признавалась всего в двух слабостях: любви к азартным играм и кокетству с юношами.

– Да, да, клянусь тебе! Он был сущим херувимом – высоким, стройным, с темными кудрями и розовыми губами. Я хотела позволить ему лишь маленькую вольность, но он убежал, едва я попыталась заключить его в объятия. Увы, рыбу он унес с собой!

– Господи! Напрасно ты изменила своим принципам – не беда, что мы умираем с голоду, – покачала головой Анриетта. – Тебе доводилось обнимать принцев! Какая жалость, что тебе приходится расточать ласки каким-то приказчикам из рыбных лавок!

– Мне казалось, свежий лосось стоит такой ничтожной жертвы, – попыталась оправдаться Жюстина. – В конце концов, прошло столько времени с тех пор, как в последний раз красавец юноша прижимал меня к груди и осыпал поцелуями!

– Если быть точными, в последний раз это случилось два месяца назад – в тот день, когда ты проиграла в фараон последние сбережения. Мама всегда говорила нам: «Mes filles,[5] остерегайтесь смешивать вино с картами!» Надеюсь, ты помнишь эти слова?

Жюстина и не подумала устыдиться – она считала «маленькую слабость», как она предпочитала именовать свою склонность к юным возлюбленным, естественной чертой широкой натуры, правда, с каждым годом все чаще замечала, что поклонников привлекают не столько ее прелести, сколько деньги. Ни один из воздыхателей ни разу не посетил Жюстину с тех пор, как пронесся слух о ее роковом проигрыше за карточным столом.

Впрочем, Жюстина, давно овладевшая искусством обращать обвиняющий перст на кого угодно, только не на саму себя, без излишних церемоний заявила:

– Во всем виноват любовник Ундины. Именно из-за него мы умираем с голоду. Еще до того, как он доказал свое безрассудство, упав с лошади и сломав шею, я знала – он не пара нашей милой сестричке!

– Нехорошо так отзываться об умерших, – наставительно произнесла Анриетта. – Хотя мне он тоже никогда не нравился.