Опустошитель - [5]

Что первым делом поражает в этой полутьме, это исходящее от нее ощущение желтизны, чтоб не сказать сернистости, учитывая возникающие ассоциации. Затем то, что она постоянно и равномерно вибрирует с такой частотой, которая, будучи высокой, никогда не превосходит уровня, делающего пульсацию незаметной. И наконец, более чем изредка и на очень короткое время пульсация прекращается. Эти редкие и короткие перерывы оказывают невыразимо трагическое воздействие, и это еще очень мягко сказано. Беспокойные от них застывают, словно их пригвоздили к месту, в позах, зачастую диковинных, а что до побежденных и сидячих, то их обычная неподвижность выглядит просто смехотворной по сравнению с этим удесятеренным оцепенением. Уже занесенные под воздействием ярости или отчаяния кулаки застывают в какой-то точке кривой и не довершают удара или серии ударов, пока не пройдет тревога. То же самое и с теми, которые были застигнуты, когда карабкались или несли лестницу, или занимались любовью, что, конечно, неисполнимо, или забились в ниши, или ползли по туннелям, каждый по-своему, но не будем вдаваться в ненужные подробности. Однако секунд через десять дрожание возобновляется и в тот же момент все вновь приходит в порядок. Те, которые блуждали, вновь начинают блуждать, неподвижные расслабляются. Парочки вновь замыкают объятия, а кулаки приходят в движение. Шум, который затих было, словно повернули рубильник, теперь вновь заполняет цилиндр. Из всех составляющих этого шума ухо в конце концов начинает различать слабое стрекотание, которое исходит от самого света, оно одно остается неизменным. Разница между крайними значениями силы света при вибрации не превосходит двух-трех свечей. Вследствие чего к ощущению желтого добавляется более слабый оттенок красного. Короче, освещение, которое не только затемняет, но вдобавок еще и размывает. Ничто не мешает утверждать, что глаз в конце концов привыкает к этим условиям и приспосабливается к ним, хотя на деле скорее происходит обратное, что проявляется в форме медленной деградации зрения[6], постепенно разрушающегося из-за этого туманного и колеблющегося красного отблеска и непрестанного усилия, никогда не достигающего цели, не говоря о чувстве отчаяния, сказывающемся на органе зрения. И если бы удалось в течение достаточно длительного времени тщательно наблюдать за определенной парой глаз, лучше всего синих, поскольку они более подвержены пагубным воздействиям, обнаружилось бы, что они все сильнее вылезают из орбит и наливаются кровью, а зрачки неуклонно расширяются, пока окончательно не вытеснят радужную оболочку. Все это, разумеется, происходит так медленно и неощутимо, что сами заинтересованные лица ничего не замечают, коль скоро у нас принято такое понятие. И мыслящему существу, хладнокровно рассмотревшему все данные и факты, в самом деле нелегко в итоге своего анализа не счесть ошибкой то, что вместо термина «побежденные», который в самом деле имеет неприятный патетический оттенок, речь не ведется просто о слепых. Наконец, отрешаясь от первых неожиданностей, в этом освещении еще то необычно, что, хотя отнюдь не удается обнаружить один или несколько источников света, видимых или скрытых, создается впечатление, что свет этот исходит со всех сторон сразу[7], а его источник располагается всюду одновременно, будто светится все место в целом, включая частички циркулирующего в нем воздуха. До того доходит, что даже лестницы — и те, кажется, скорее излучают свет, чем поглощают его, так что чуть ли не само слово «свет» начинает выглядеть неуместным. Тени соответственно возможны только, если их создают неосвещенные тела, нарочно или вынужденно прижимаясь одно к другому, например, когда на какую-нибудь грудь, чтобы загородить ее от света, или на какой-нибудь половой орган кладут непрозрачную руку, ладонь которой тоже сразу же исчезает из виду. Между тем у верхолаза, который находится один на лестнице или забрался в недра туннеля, вся кожа без изъятия мерцает тем же красно-желтым свечением, вплоть до известных складок и углублений, в той мере, в какой в. них попадает воздух. Что касается температуры, она колеблется в намного более широком диапазоне и с гораздо менее высокой скоростью, поскольку она не меньше чем за четыре секунды переходит от минимума, равного пяти градусам, к максимуму в двадцать пять градусов, то есть меняется в среднем всего лишь на пять градусов в секунду. Значит ли это, что каждую новую секунду происходит подъем или падение температуры ровно на пять градусов, не больше и не меньше? Не совсем так. Потому что ясно, что в два определенных момента, а именно, в верхней и в нижней точке диапазона, а именно начиная от двадцати одного градуса в нисходящем направлении и от четырех градусов в обратном, этот интервал пройден не будет. Итак, только в течение от силы семи секунд из тех восьми, за которые осуществляется полный цикл, тела подвергаются максимальному режиму смены нагревания и охлаждения, что дает, однако, в этой области, если прибегнуть к сложению, или, еще лучше, к делению, итоговое число от двенадцати до тринадцати лет частичной задержки в столетие. Поначалу есть нечто настораживающее в относительной медлительности этого челночного движения, если сравнивать его с вибрацией света. Но анализ быстро рассеет эту настороженность. Потому что, если хорошенько подумать, разница учитывается не между скоростями, а между разницей в их изменении. Если бы разницу в изменении температуры можно было приравнять к разнице в несколько свечей, имея в виду силу света, тогда оба воздействия, mutatis mutandis, оказались бы равносильными. Но цилиндру бы это не помогло. Так что все к лучшему. Тем более что оба бедствия роднит то, что если внезапно прервется одно, то и второе, повинуясь незримому волшебству, прервется тоже, словно оба связаны с существующим где-то одним и тем же единственным коммутатором. Потому что только внутри цилиндра все очевидно, а снаружи сплошная тайна. Таким образом, тела испытывают то жару, то прохладу, то среднюю температуру, и каждый из этих режимов может продлиться вплоть до десяти секунд, но это не может считаться передышкой, поскольку в других отношениях напряжение не спадает.