Opus Dei. Археология службы - [49]
13. В 1673 году Пуфендорф публикует De officio hominis et civis[227], где резюмирует выводы своего главного шедевра De iure naturae et gentium (1672), композиционно выстраивая их вокруг понятия officium, и вместе с тем реализует уже озвучивавшийся в письме Томазию проект этики, артикулированной в соответствии с долгом, а не с добродетелями. В книге 1672 года сфера этико-юридических феноменов была определена – в терминологии, напрямую позаимствованной у атеиста Спинозы – как сфера entia moralia, то есть как сфера тех «модусов», что добавляются к физическим сущностям, «чтобы направлять и умерять свободу волевых человеческих действий и придавать человеческой жизни порядок и приличие» (Pufendorf 2, S. 14). И подобно тому, как физические субстанции предполагают пространство, где они существуют и движутся, моральным сущностям соответствует «состояние» (status), в котором они «совершают свои действия и вызывают последствия». Действие моральных сущностей (особенно личностей) в сфере «состояния» определяется их imputativitas[228], то есть фактом, что они и вызванные ими последствия могут и должны быть вменены действующим. Обязательство, возникающее из этих действий, не совпадает с внешним принуждением, но пронизывает саму волю действующего, как нечто вроде внутренне присущего морального чувства (obligatio vero moraliter voluntatem afficiat et peculiari quasi sensu eandem intrinsece imbuat: ibid., p. 72), которое подталкивает его к тому, чтобы соответствовать предписанию нормы.
В De officio «обязанность» (officium) служит термином, обозначающим человеческое действие в качестве того, что сообразуется с обязательством, возникающим из предписания естественного закона (officium… vocatur actio hominis, pro ratione obligationis ad praescriptum legis recte attemperata). Фундаментальным принципом естественного закона, которому officium должно подчиняться, является socialitas, определенная следующим образом: «всякий человек должен делать все от него зависящее, чтобы поддерживать и сохранять общество [cuilibet homini quantum in se colendam et servandam societatem]» (ibid., p. 23). И чтобы обосновать это предписание и придать ему силу закона, Пуфендорф нуждается не просто в Боге, но в трансцендентном Боге, который правит миром посредством своего провидения: «чтобы это предписание имело силу закона [vim legis obtineat], необходимо предположить, что Бог существует и правит всем посредством своего провидения [deum esse et sua providentia omnia regere]» (ibid.). В самом деле, в отличие от других созданий, человек устроен так, что без общества (citra socialem vitam) ему не выжить в качестве человеческого существа: «человек был обязан Богом соблюдать естественный закон как средство, не измышленное по человеческому произволу и не изменяемое по человеческому желанию, но как ясно учрежденное самим Богом для этой цели» (ibid.). Поэтому нет никакой разницы между отрицанием существования Бога и отрицанием того, что Он печется о делах человеческих: «оба этих тезиса полностью отвергают всякую религию [cum utrumque omnem religionem plane tollat]» (ibid., p. 24). Это значит, что между критикой спинозизма и установлением долга в качестве фундаментальной категории этики действительно есть связь: в обоих случаях речь идет о том, чтобы утвердить солидарность между божественным управлением миром и вменяемостью человеческих деяний. Эту солидарность обеспечивает тройное деление обязанностей на обязанности по отношению к Богу, по отношению к самим себе и по отношению к другим. Находясь на месте шарнира между человеческой socialitas и божественным провидением, officium делает возможным и гарантирует эффективность управления.
ℵ Особый вклад Пуфендорфа состоит в том, что он соединил понятие officium с традицией естественного права. До него уже Гоббс в предисловии к De cive[229] декларировал, что целью его трактата является определение «обязанностей [officia] людей, сначала просто как людей, затем – как граждан» (Гоббс 1, с. 275), и вполне вероятно, что само заглавие книги Пуфендорфа является не чем иным, как резюме этой программы. Но, как показал Штраус сначала в своей рецензии 1933 года, а затем и в книге 1936 года о Политической науке Гоббса, на самом деле Гоббс подменил понятие долга понятием права (право на сохранение своей жизни, основанное не на божественном предписании, но на страхе людей перед насильственной смертью). Разумеется, это право тоже может быть представлено как долг, как это иногда делает и сам Штраус: «у Гоббса есть одно-единственное основание долга: страх насильственной смерти» (Strauss, p. 258).
ℵ У Жана Дома артикуляция права в терминах долга является уже свершившимся фактом. Когда в начале своего трактата о публичном праве (1697) великий французский юрист определяет основание для police générale d’un État [230]с помощью термина devoir[231], то, что он называет этим термином, является тем не менее не чем иным, как officium, генеалогию которого мы и пытались реконструировать. «Tout le monde sait
