Опричнина. От Ивана Грозного до Путина - [88]
Но по поводу «английского брака», вернее, его неудачи есть и другие соображения: а может быть, предложение Ивана Грозного отвергла сама Елизавета, испугавшись варианта «Филиппа и Марии»? Напомню, что Елизавета была бездетна, Мэри Гастингс вполне могла стать ее наследницей (или, по крайней мере, на это могли рассчитывать в Москве), и тогда… Стал же в 1553 г. Филипп II Испанский королем Англии, женившись на Марии Кровавой! А если Грозный ранее действительно делал предложение самой Елизавете, то у нее тем более были основания опасаться…
Так или иначе, прием русского посла Писемского (приехавшего с брачным предложением) в Лондоне откладывался все дальше, поскольку англичане знали о поражениях царя в Ливонской войне, да и поляки в Лондоне тоже со, своей стороны, переговоры вели. Наконец Англия потребовала за царский брак ни много ни мало… монополии на внешнюю торговлю России
(Н. И. Костомаров пишет: «исключительной и беспошлинной торговли для англичан»), и только тут Писемский наконец сообразил, что над ним смеются[876].
Впрочем, и царь, со своей стороны, выдвигал явно неприемлемые требования – например, чтобы королева помогла ему снова завоевать Ливонию. Ну, или по крайней мере помогла заключить «настоящий» (т. е. с отдачей Ливонии и Полоцка) мир со Стефаном Баторием[877], что по сути означало то же самое, ибо как можно было заключить такой мир, не взяв реванш за поражение в предыдущей войне? Других забот у Англии, над которой уже висела угроза нашествия «Непобедимой Армады», по мнению царя, не было. А может быть, в сознании Грозного сработал «прогабсбургский» фактор: пусть Англия, помогая России, истощит свои силы, авось «другу Филиппу» (лишением которого английского престола Иван Васильевич, напомним, попрекал Елизавету и всех «людей английской земли» еще в 1570 г.) легче будет после того ее завоевать!
Короче говоря, обе стороны выдвигали требовали невозможного, после чего неудивительно, что брак расстроился. Причем, если со стороны России требования были инспирированы Щелкаловым, то получается, что английский брак царя сорвал таки он!
С учетом всего этого вернемся к завещанию Ивана Грозного и спросим: не эта ли идея – посадить на русский престол Габсбурга – была подкинута самодержцу Антонио Поссевино? Ну, может, при поддержке Щелкалова… И папский посол довольно откровенно объясняет, зачем: «ибо через нее (Россию. – Д. В.) открывается путь в Азию быстрее, чем через какую-либо другую страну мира»[878].
Странно все это читать. На тот момент Габсбурги – владыки мира и владыки морей. Испанский флот контролирует все судоходство в Атлантике, а только что (в 1580 г.) испанцами оккупирована и Португалия, которая господствует в Индийском океане и на Дальнем Востоке. Нидерланды и Англия только начинают оспаривать у габсбургской сверхдержавы морское владычество.
А может быть, иезуиты уж осознают: владеть морями Габсбургам осталось недолго? И соответственно хотят заменить морские пути в Азию – сухопутными, через Россию? И, соединив сверхдержаву Габсбургов с Московской Ордой, превратить ее из империи хотя бы частично морской – в евразийскую континентальную?
И надежды на такой поворот дела у них были! Иван Васильевич явно не собирался оставлять свою «идею фикс» – соединить евразийского монстра, сверхдержаву Чингисидов (ну, поначалу хоть Золотую Орду как часть ее) с европейским монстром – сверхдержавой Габсбургов. Если уж не выгорело сделать это под своей властью, так хоть под властью «римских цесарей». Не стоит забывать: именно Габсбургский дом Иван Грозный почитал больше других, особенно к концу своего правления, когда «римские цесари» стали им считаться чуть ли не единственными правителями в Европе, с кем он говорил как с равными.
Такая вот рокировочка, понимаешь! И если сына Ивана таки убил сам царь, то не для того ли он это сделал, чтобы освободить место для такой вот комбинации. А Поссевино, который в первый раз побывал в Москве еще в августе 1581 г., вполне мог помочь спровоцировать решающую ссору. А может, и не провоцировал, а царь сам к этому пришел, послушав иезуита. Так сказать, пожертвовал родной кровью и вообще династией ради идеи… Я ничего не утверждаю, и вообще вопросов по-прежнему больше, чем ответов. Но чем больше анализируешь имеющиеся факты, тем более жуткие мысли лезут в голову.
Здесь надо сделать отступление и сказать об отношениях царя с другими монархами. Собственно, отчасти мы эти отношения уже видели и понимаем, откуда такое высокомерие могло возникнуть: потомку Арфаксада, фараонов и римских императоров какие-то короли, и не только выборные, конечно, не ровня. Еще в 1560 г., в самом начале «самодержавной революции», когда надо было удержать Швецию от войны против России в Ливонии, тем не менее царь заносчиво отказался именовать шведского короля «братом»: «Нам цесарь римский брат и иные великие государи, а тебе тем братом называться невозможно, потому что Свейская земля тех государств честью ниже»[879].
При этом, обратим внимание, «иные великие государи» персонально не названы; а в 1570-х гг. число монархов, достойных с точки зрения московского самодержца именоваться его «братьями», сокращается до двух – «цесаря» и турецкого султана
