Опоздавшие - [10]

– Какая же ты красивая… – прошелестел он.

Отвернувшись, Том расстегнул ремень и стащил брюки. Брайди слегка испугал размер его мужского достоинства, сильно отличавшегося от висюлек братцев, которые она прикрывала подгузником, дабы не оросили ее во время пеленания.

Том навис на ней, Брайди зажмурилась и напряглась как струна.

– Расслабься… – шепнул Том.

Ну да, расслабишься тут, когда всё сплошь ужас и восторг и в тебе возникает такое, о чем ты даже не подозревала.

Том попытался проникнуть в нее, но у него не вышло. Потом получилось, и ее ожгло болью.

Больше всего ей понравилось лежать в его объятьях, вдыхая его запах и странный аромат того, что они содеяли. Так на его руке она и уснула.

Они прикинули вариант венчания у корабельного священника, но решили не рисковать – ведь тогда выявится, что они занимают отдельную каюту, не будучи супружеской парой. Вдруг их переселят в четвертый класс, где нет кают, но одно большое помещение, вроде конюшни, и все вместе, мужчины, женщины и дети, спят на деревянных лавках? Слава богу, брат Тома не поскупился на третий класс.

* * *

Утром Тома лихорадило.

Поначалу Брайди не обеспокоилась. Жар она сбила тысячелистником, который вместе с другими травами хранила в стеганом мешочке с ленточкой-завязкой, сшитом ею специально для поездки. Несколько раз на дню Брайди с ложки поила больного отваром, и лихорадочный румянец на его щеках угас, липкая испарина на остудившемся лбу просохла.

Но потом питье перестало помогать. Когда к высокой температуре добавилась иссушающая жажда, Брайди бросилась за корабельным врачом, но тот не обслуживал пассажиров третьего класса, а к фельдшерице, к которой они могли обратиться, уже была огромная очередь. Брайди стучалась во все каюты своего коридора в поисках кого-нибудь, хоть как-то связанного с медициной. Соседка миссис Ахерн – она путешествовала с маленькой дочкой, которую младенцем оставила в Ирландии, а теперь забрала, – посоветовала наливать воду из баков для пассажиров второго класса, ибо рассохшиеся бочонки для пассажиров третьего-четвертого классов содержали всякую заразу.

Опасаясь подцепить инфекцию и, не дай бог, заразить дочку, миссис Ахерн отказалась заглянуть к больному, но дала деревянное распятие, которое велела положить ему на грудь. Освященное в Лурде, оно обладало целебными свойствами.

Баки для второго класса оказались недоступны.

На ночь Брайди укрыла Тома чем только можно – грубым шерстяным одеялом, на котором было крупно проштемпелевано название парохода, своим и его тонкими пальто – и легла рядом, свернувшись калачиком. Она следила, чтоб распятие не соскользнуло с груди Тома, и шепотом бормотала псалмы, запомнившиеся из «Ключа от царствия Небесного» – маленького молитвенника, на конфирмацию подаренного бабушкой. Читала молитвы. «Отче наш». И особую молитву Иуде Фаддею, покровителю отчаявшихся.

Она использовала все уловки, которым научилась у мамы, не одного ребенка оттащившей от края смерти. Брайди попросила официанта сварить луковицу в молоке, сдобренном перцем, и тот согласился взамен на ответную услугу – написать письмо его девушке в Лимерике. Парень скрывал от любимой, что он неграмотен.

Полыхая жаром или дрожа в ознобе, Том не вставал с узкой койки, временами проваливаясь в забытье. Спал он, как ангел, как невинный младенец – не всхрапнет, не шелохнется. Порой его неподвижность тревожила Брайди, и тогда она подставляла палец ему под нос – так делала мать, проверяя, дышит ли ее ребенок.

Чтоб поддержать силы, Брайди заставляла себя выпить бульон. Если свалится и она, позаботиться о Томе будет некому.

Часами она смотрела на его лицо, освещенное привинченной к столику лампой – единственным источником света в каюте. Но вскоре пришлось ухаживать за больным в темноте, ибо всякий свет причинял ему боль. В углу каюты, где стенки сходились неплотно, из коридора сквозь щель пробивалась узенькая полоска света, но даже она доставляла ему невыносимое страдание. Выходя из каюты, чтобы опорожнить горшок Тома или самой воспользоваться уборной, Брайди старалась молнией проскользнуть в коридор и лишний раз не мучить больного. Крохи света сквозь щели в расшатанных качкой панелях не радовали, а скорее раздражали. Она понимала, что корабль движется, но порой казалось, будто он застрял на месте либо пятится назад.

«Ах, хорошо бы всё отмотать обратно!» – часто думала Брайди. Вновь и вновь представляла она сцену на крыльце пасторского дома: они стучат в дверь, экономка сообщает, что отец Макгрори отбыл по вызову. Бог с ними, с билетами, говорит Том, поездку лучше отложить. Еще не рассвело, Брайди успевает вернуться домой и через окно залезает в комнату, которую делит с сестрами. Проснувшаяся Кэтлин недоуменно смотрит на старую клеенчатую сумку в ее руке. Брайди прижимает палец к губам, сестра отворачивается к стенке, с головой накрывается одеялом и опять засыпает. Вскоре мама будит девочек, чтоб помогли в домашних хлопотах: разжечь плиту, умыть маленьких, подмести пол, замесить тесто.

* * *

Едва проснувшись, Брайди всё поняла: Тома больше нет. Открытый рот зиял черным провалом, Том был недвижим и холоден. Таким же холодным был ее маленький брат Патрик, когда она нашла его мертвым в кроватке. Ее обязанностью было утром поменять ему пеленку. Но он почему-то не просыпался. Брайди его потрогала – он был холодный как камень.