Оползень - [78]

1

Погода испортилась. Поползли низкие облака, пошел дождь, затем облака просто опустились на землю, и мне пришлось идти в тумане. Это было и хорошо и плохо. Плохая видимость означала, что меня не так просто теперь обнаружить, а о проклятом вертолете и речи быть не могло. С другой стороны, я весь промок, но не решался зажечь костер, чтобы просушиться. Влажные складки одежды стали натирать мне тело; вдобавок я простудился и чихал, что могло оказаться в какой-то момент даже опасным.

Работа говардовского штаба улучшилась. Меня зажали на небольшой территории не более чем в три квадратные мили, постепенно и неуклонно сжимая вокруг меня петлю. Бог знает, сколько теперь народу было в распоряжении Говарда, но явно слишком много на меня одного. Трижды я пытался под прикрытием тумана выйти из окружения, но трижды терпел неудачу. Парни теперь не боялись использовать ружья, и в последней попытке меня чуть не изрешетили крупной дробью. Я отделался царапиной на бедре. Отойдя к своей норе, где я скрывался, я заклеил царапину пластырем. Нога немного болела, но это, к счастью, не сказалось на скорости передвижения.

Я промок, продрог, чувствовал себя несчастным и, само собой разумеется, проголодался. Мне показалось, что я дошел до ручки. Теперь я был готов лечь прямо на землю и заснуть где угодно, и пусть они приходят и хватают меня. Но все же я помнил, что со мной тогда сделают, и не имел намерения остаться на всю жизнь калекой – и тоже в том только случае, если Говард удовлетворился бы этим. От таких мыслей я встряхивался, вставал и снова шел, пробираясь сквозь туман и настойчиво пытаясь найти выход из сужающегося круга.

И вдруг я чуть не споткнулся о медведя. Он зарычал, попятился и встал во весь свой восьмифутовый рост, двигая передними лапами с крепкими когтями и обнажая зубы. Я отбежал на приличное расстояние, чтобы обдумать ситуацию.

О медведях-гризли ходит много нелепых слухов, больше, чем о каком-либо другом животном, за исключением волка Взрослые люди поведают вам ужасающие подробности о своих встречах с гризли; расскажут о том, что гризли нападают на человека, как только увидят его; о том, что гризли бегают скорее лошади, валят наземь деревья и вообще быстро приходят в бешенство без всякой причины. Правда состоит в том, что гризли, как и всякое другое животное, имеет достаточно здравого смысла, чтобы не связываться с человеком без серьезных на то оснований. Действительно, они бывают в плохом настроении весной после зимней спячки, но то же самое можно сказать и о людях, когда они вылезают из постели. И еще весной их мучает голод.

Но сейчас было лето, и именно тот его пик, которого вообще достигает лето в Британской Колумбии. И этот гризли на вид был сыт и упитан. Он вернулся в прежнее положение, встал на четыре лапы, и к прежнему занятию – выкапыванию каких-то корешков. Время от времени он косил на меня глазом и ворчал, показывая, что он меня вовсе не испугался.

Я зашел за дерево, чтобы не тревожить его и заодно сообразить, что мне делать. Я, конечно, мог просто взять и уйти, но у меня возникла идея – использовать медведя в качестве своего союзника, конечно, если удастся привлечь его на свою сторону. Не каждый выдержит нападение гризли.

Ближайшие маттерсоновские бойцы находились не более чем в полумиле от этого места и медленно приближались. Естественно, что медведь будет уходить от них. Они, как я заметил, передвигались довольно шумно, и он вскоре должен был их услышать. Что касается меня, то я научился скользить по лесу бесшумно: в той ситуации, в которой я очутился, другого мне ничего не оставалось, иначе я был бы давно уже мертв.

Мне предстояло заставить медведя, вопреки его естественному желанию, бежать в другую сторону – навстречу надвигающимся людям. Но как это осуществить? Его же нельзя просто шугануть, как корову, а решение принимать надо было быстро.

После минутного раздумья я достал несколько ружейных патронов и начал ковырять их ножом. Пули и дробь я выбрасывал, а порох собирал в перчатку, чтобы он сохранился сухим. Затем я наклонился и ножом разворошил слой хвои. Сосновые иглы не впитывают воду, она скатывается с них, как с утки, и мне не пришлось долго искать, где набрать хорошего горючего материала.

Все это время я не спускал глаз с братца медведя, аппетитно чавкавшего в стороне и в свою очередь косившего глазом в мою сторону. Он вроде бы не собирался нападать на меня, пока я не беспокоил его, во всяком случае, так мне казалось. Тем не менее, я облюбовал себе дерево, на которое можно было бы легко взобраться в случае необходимости. Из кармана рюкзака я извлек геологическую карту и блокнот. Я разодрал карту на бумажные полосы, а из блокнота вырвал все страницы и изготовил бумажные жгуты. Затем, пересыпая эти жгуты порохом и обложив их сосновой хвоей, я соорудил основу для костра. Я сделал пороховую дорожку, подведя ее к трем ружейным патронам.

После этого я прислушался, но, не услышав ничего подозрительного, продолжил свою работу. Я стал обходить медведя по окружности и, пройдя примерно шестую ее часть, заложил таким же образом новый заряд, потом, уже на противоположной стороне, – еще один. Медведь ворчал, глядя на меня, пятился, но я ближе к нему не подходил, и он успокоился.