Операция «Жизнь» продолжается… - [32]

Здесь уже давно глубокий тыл.

Вообще Чечня удивляет сильно. Республика наполнилась людьми, разбитые глиняные мазанки сменились новыми кирпичными коттеджами, отстроенными богато, в три этажа. По дорогам теперь ездят не только БТР, но и "Жигули", а рейсовые автобусы останавливаются около кафе. Вечерами Старые Атаги, Бамут и Самашки светятся не хуже Бискудников.

Больше всего поражает аэропорт "Северный". Здесь дислоцирована 46-я бригада внутренних войск. Уютный мирок, отгороженный от войны бетонным забором. Армия, какой она должна быть. Идеал. Порядок потрясающий. Прямые асфальтированные дорожки, зеленая трава, белые бордюры. Новые одноэтажные казармы выстроены в ряд, железная столовая западного образца сверкает полукруглой рифленой крышей. Очень похоже на американские военные базы, как их показывают в кино.

На поле аэродрома — стрельбище. В соответствии с уставом во время стрельбы поднимают красные флажки — не заходить, опасно. Когда не стреляют, на ветру развеваются флажки белые — иди, сейчас можно.

Новое стрельбище построено для того, чтобы учиться разрушать старый город, который находится в двух шагах отсюда.

Вечерами по дорожкам под светом фонарей прогуливаются офицеры. Серьезно, здесь светят фонари. И есть офицерское общежитие. Не так уж и мало офицеров приезжают сюда служить вместе с женами. "Дорогая, я на работу, подай мне пожалуйста штык-нож." И вечером: "Любимый, у тебя сегодня был хороший день?" "Да, родная, хороший. Я убил двоих". У некоторых уже есть дети. Они растут здесь же, в Грозном.

Рядом с офицерской столовой гостиница для высокопоставленных гостей. Стеклопакет, горячая вода, душ. Телевидение — пять каналов… Гостиница в Грозном. В голове не укладывается.

А до Минутки рукой подать. И до крестообразной больницы, где русских жизней положено, как на поле Куликовом, тоже — вот она, за забором.

* * *

Ощущение двойственности теперь самое сильное чувство в Чечне. В любой точке, где бы ты ни был, сейчас вроде мир. А вроде и нет. Война где-то рядом — в Старых Атагах, где убили четырех эфэсбэшников, в Грозном, где постоянно рвутся фугасы, или в Урус-Мартане, где она сидит с автоматом в засадах — война есть, она где-то там, но не здесь. Здесь тихо. Здесь стреляют, только когда поднят красный флажок.

* * *

Армия в Чечне сейчас в патовом положении. Крупных банд уже давно не осталось. Нет фронта, нет партизанских отрядов, нет командиров.

— Басаев с Хаттабом уже три месяца не выходят в эфир, — говорит командующий группировкой ВВ в Чечне генерал-лейтенант Абрашин. — Возможно, их уже нет в Чечне. Не обязательно, что они в Грузии. У нас в Ингушетии свое Джейракское ущелье непуганое.

По большому счету, войны в республике больше нет. По крайней мере, в её привычном понимании. Просто в Чечне бешеная преступность. И устроены банды по принципу шпаны. Повоевавший боевик, авторитет, собирает вокруг себя шайку, как правило, молодежь, в три-пять человек. Это его банда. С ней он ездит на разборки и зарабатывает деньги. Воюет не только с федералами. Если есть оплаченный заказ — банда идет ставить фугас. Нет — отправляется грабить местных жителей или воевать с соседней бандой за нефть. Деньги решают все.

При этом зарезать "мента" для них — дело чести. Походя, между делом.

— Мой муж работал в ОМОНе, — рассказывает Хава, торговка. — За лето у них в отряде погибли 39 человек. Их убивают прямо на улице, стреляют в затылок. Неделю назад соседа убили, а вчера его сына. Оба в милиции работали.

Армия бороться с преступностью не может — ловля бандитов не является прерогативой полка или дивизии. Представьте такую ситуацию: Москва устала от воровства и разбоя в подворотнях. И вот на Красной площади ставят полк, чтобы охранять порядок. С танками, зенитными установками и снайперами. Днем военные расчерчивают брусчатку Кремля ровными песчаными дорожками и устанавливают портреты президента. А ночью запираются в своем лагере, стреляют на любой шорох и никуда не выходят за пределы КПП. Прекратится ли от этого разбой в Тушино? А если тушинские участковый и префект к тому же полностью на стороне местного авторитета Шамиля-чечена и в последней перестрелке были с ним против ментов?

Но и выводить войска нельзя — в таком случае повторится все то, что было после Хасавюрта.

— Мы сейчас живем только зачистками. — Рассказывает командир спецназа Фидель. — Если чистим село постоянно — там относительно спокойно. Как месяц-два зачисток нет — все, лучше не соваться. Ты хотел ехать в Грозный? Мой тебе совет — не надо. Его уже месяца два не чистили. Я, например, не езжу, боюсь. И в Шали не суйся — совсем оборзевшее село.

* * *

Первого марта двухтысячного года в Аргунском ущелье погибла шестая рота Псковской десантной дивизии. Как погибла "шестерка" — отдельный разговор. Я был тогда в ущелье, в двадцати километрах от них. Мой батальон стоял под Шатоем. Ночью мы слышали их бой, слышали, как они умирали. Мы не могли им помочь — приказа выдвигаться не поступало, хотя мы ждали этого приказа, мы были готовы. Двадцать километров — это три минуты на вертушке. На БТРе — три-пять часов. Через пять часов мы могли бы быть там. Но приказ так и не поступил.