Операция «У Лукоморья…» - [17]

– Ты кто такой?

Домовой, пойманный за ухо, тихонько пыхтел, пытаясь освободиться.

– Чебурашка.

– Это я уже понял.– Илья положил выбитую дощечку на место, сел и поставил пленника перед собой.– Ну а по жизни-то ты кто?

– Чебурашка я по жизни,– коротко вздохнул Чебурашка.– Домовой в смысле. За хозяйством тут присматриваю.

– Ты лютню спер?

– Какую лютню?

– Ну… эту… со струнами.

– Гусли?

– Ну да, гусли… кой черт разница.

– Я. Только не спер, а сберег. Спас, можно сказать… Я ведь домовой… – Чебурашка шмыгнул носом.– Моя обязанность – за хозяйским добром приглядывать.

– Одобряю.– Илья вынес из разгромленной горницы чудом уцелевший кувшин медовухи.– Люблю хозяйственных мужиков. Прорабом будешь.– Илья с удовольствием отхлебнул из горлышка.– Вкусно. Слабовата, правда.

– Самый лучший хмель,– обиделся Чебурашка,– нигде больше такого не найдешь, хоть сто лет ищи.

– Мы сейчас из этого хмеля такой напиток забацаем – закачаешься. Ну так что? Будешь прорабом?

– А это кто?

– Производитель работ. Командиром над чертями тебя ставлю.

– А они послушаются?

– А куда они на хрен денутся? Они у меня вот где! – Илья поднес к носу Чебурашки крепко стиснутый кулак. Чебурашка внимательно его осмотрел, похлопал глазами и согласился.– Молодец… Однако какой же ты прораб без пилотки… Погоди чуток.

Илья вытащил из рюкзака свежий номер еженедельника «Рамодановские вести», ловко свернул бумажную шапку и нахлобучил ее на домового. Шапка тут же съехала Чебурашке на нос, начисто перекрыв обзор. Тогда Илья, недолго думая, натянул ее ему на уши, развернув на девяносто градусов.

– Класс! А ну, Чебурашка, руку вот сюда! – Илья похлопал себя по груди. Домовой послушно приложил руку на указанное место.– Ну вылитый Наполеон,– умилился капитан. Подхватив легкое тельце, поставил на верхнюю ступеньку крыльца.– Командный пункт будет. Ставлю задачу. Чан должен быть наполнен медовухой доверху. Под ним огонь пожарче, чтоб все кипело и бурлило. Под трубку ведерко подставьте – в него нектар капать будет. А саму трубочку водичкой холодной поливать без остановки. Под начало тебе даю вот эту «святую» троицу.– При слове «святую» черти содрогнулись и тихо зароптали.– Ребята дружные. Работать будут как черти. Знакомься: Трус.– Илья ткнул пальцем в черта, колдовавшего над чаном.

– Это почему я трус? – возмутился черт под дружный хохот своих товарищей.

– Трус, трус,– подтвердил Бывалый, вытирая выступившие от смеха слезы.– Иван в точку попал.

– Погоняло у тебя такое будет,– успокоил Труса Илья.– И кончайте меня Иваном величать, надоело!

– А как к тебе обращаться? – пискнул Чебурашка.

– Ну, скажем, пахан… Нет, пахан больше Черепу подходит…

– Какому Черепу? – Круглая мордочка Чебурашки излучала искреннее любопытство.

– Кощею Бессмертному. А что, хорошо звучит. Пахан, погоняло Череп. Ну а меня лучше папой зовите… Да, папой…

«А почему бы и нет? – Илья хлебнул еще медовухи.– Пора привыкать. Меня теперь самого за глаза папой величать будут».

– Балбес,– представил он следующего черта Чебурашке. Теперь радостно ржал Трус. Ему вторил Бывалый. Балбес обиженно насупился.

– Погоди, посмотрим, как тебя обзовут,– пробурчал он расстроенно. Бывалый насторожился. Трус и Балбес замерли в радостном предвкушении.

– Бригадир ихний – Бывалый,– представил Илья последнего черта. Бывалый самодовольно улыбнулся, затем грозно нахмурился.

– Ну, че встали? – рявкнул он на Труса и Балбеса, старательно копируя «папу».

И работа закипела. Под чутким руководством Чебурашки из кладовых выкатывались бочки с медовухой. Из них лихо вышибалось дно, а содержимое перекочевывало в чан, под которым уже весело мерцали первые язычки пламени. Чан был так велик, что спокойно вместил в себя все годовые запасы хмельного Василисы.

Чебурашка задумчиво посмотрел на опустевшие бочки, положил палец в рот и принялся теребить «папу» за рукав:

– А что же теперь посадская дружина пить будет?

– Вот именно! – яростно кукарекнул в зеркало Никита Авдеевич. Трюмо шарахнулось в сторону, а медведица поспешно оттащила разъяренного петуха за хвост:

– Остынь, Никита Авдеевич. Зерцало-то здесь при чем?

– Нет, ну ладно, Иван,– продолжал кипятиться петух, барахтаясь в лапах Василисы,– разболтался там, в тридевятом царстве, дури нахватался, но Чебурашка! Ты смотри, что творит. Все закрома ему вывернул. И это наш домовой! Чем он его взял, а? Василиса? В толк не возьму.

– Ты Ивана не хай! Вижу, в нем ум государственный рождается. Мы вот – Чебурашка туда, Чебурашка сюда, а Иван ему должность придумал, начальником поставил. Вот он и старается. Ты смотри, какой гордый стоит. Нам еще у Ивана поучиться придется, как с челядью ладить. Не пойму только, почему он от имени своего отказывается. Папой величать себя требует… Странно это.

– Не Иван это! Помяни мое слово, не Иван! Подменыш! Басурман! Нехристь!

– Да какой же он нехристь? Ты посмотри, какой крест здоровенный на груди болтается.

К тому времени огонь в костре набрал силу и прекрасно освещал всех участников ночного действа. Но Никита Авдеевич смотрел не на крест. Глаза разъяренного петуха налились кровью при виде пара, со свистом вырвавшегося из длинной витой трубки Алхимериуса.