Операция «Святой Иероним» - [4]

ГЛАВА 2 ПОСЛАННИК АДА

...Володина мама, Виктория Сергеевна, уходила не тайком, а открыто. Как-то раз, когда мальчик вернулся домой, он застал обоих родителей: папа неподвижно сидел на диване, а мама спокойно, методично укладывала свои платья, белье и даже кое-какую посуду в два лежащих на полу чемодана с распахнутыми крышками. И Володя все сразу понял.

— Мама, ты что... уходишь от нас? — спросил мальчик, подходя ближе и пытаясь вглядеться в лицо матери, отводимое от него в сторону, будто мама очень стеснялась своего поступка.

— Володя, — вздохнула мама, и ему показалось, что этот вздох фальшив и наигран, — я ухожу не от тебя, а от твоего отца. Прости меня за этот шаг (о, мама умела говорить красиво), но иначе поступить я не могу. Едва я устроюсь, как тут же заберу тебя к себе...

— А как же... папа? — очень глупо спросил Володя, но мама не ответила, и тогда он задал еще один, очень глупый вопрос: — Ведь ты уходишь к другому мужчине? — Но мама и на этот вопрос ответила лишь все тем же фальшивым вздохом и стала заворачивать в махровое полотенце (очень тщательно, точно находилась на раскопках и держала в руках редчайший античный сосуд) хрустальную вазочку, папин подарок.

Когда вещи были собраны, мама подошла проститься к Володе, взъерошила его волосы, хотела притянуть к себе его голову, наверное, для поцелуя, но Володя дернулся от нее всем телом и неожиданно для себя (да и для мамы) сильно ударил ее ладонью по руке так, что мама даже вскрикнула и сморщилась, став очень некрасивой.

— Я не буду с тобой жить! Никогда не буду! Не надейся! Я с папой останусь, с папой! Предательница!!

Мама снова вздохнула, словно досадуя на людское непонимание, пожала плечами и взялась за ручки двух тяжелых чемоданов.

Так Володя и его отец остались одни в двухкомнатной квартире, сразу ставшей холоднее, пустыннее. Скоро отсутствие женской руки и женского глаза сказалось в том, что здесь появилась пыль или попросту грязь. Груды немытой посуды наполняли раковину кухни, а в тазу, в ванной, кисло давно нестиранное белье.

Отец раньше никогда не пил, и этим гордился не только он сам, но и мама. Теперь же Володя все чаще стал замечать его хоть и не пьяным совсем, но под хмельком, возбужденным. В эти моменты отец быстро-быстро ходил по гостиной и словно сам с собой рассуждал, причем его главной темой было, почему же от него ушла жена. Обычно он приходил к одному и тому же умозаключению: жениться нужно лишь на ровне, то есть работяга ни в коем случае не имеет право брать «ученую», бедный — богатую, красивый некрасивую, русский, к примеру, латышку или татарку, и наоборот.

Володе очень скоро надоело слушать этот бред, однообразный и навязчивый, и он, несмотря на то что отец искал его общества, запирался в своей комнате, ложился на диван и смотрел в потолок. Иногда Володя плакал, вспоминая то, как славно жили отец с матерью.

Однажды после занятий в школе Володя подошел к своему дому и уже было хотел зайти в свой подъезд, как вдруг его кто-то тихо позвал. Так тихо, что мальчик подумал, что ему послышалось. Но у соседней парадной, угловой, Володя увидал мужчину, не смотревшего в его сторону, стоявшего как-то боком, если даже не спиной к мальчику. Но Володя догадался, что этот незнакомец поджидал его и звал его по имени именно он.

Не зная, что делать дальше, Володя остановился у дверей, оставив на ручке свою ладонь и вглядываясь в фигуру мужчины, облаченного в куцую шубейку и лохматую шапку из выцветшего то ли кошачьего, то ли собачьего меха. «Это бомж! — с тревогой подумал Володя. — Зачем он меня зовет? Откуда он знает мое имя?»

А тут еще снова раздался голос незнакомца, сказавшего опять очень тихо:

— Володя, ну иди сюда, не бойся! Не бойся!

И Володя, точно загипнотизированный этим негромким зовом, подошел к мужчине, не осознавая своих действий, но подсознательно понимая, что беседой с этим человеком начнется распутывание клубка его тревог и несчастий.

Пока Володя приближался к незнакомцу, тот, открыв дверь подъезда, успел скрыться за ней, и мальчик, потянувшись к ручке этой обшарпанной двери, успел подумать: «А вдруг зайду, а он...» Но тем не менее власть этого мужчины была столь сильна, что всякое опасение тут же исчезло, и Володя решительно открыл дверь, только сейчас осознавая, что заходит на лестницу покойного Ивана Петровича, оружейника.

Попав в полутемный вестибюль, Володя между тем никого здесь не увидел и оторопело остановился, не зная, куда идти, но мысль о том, что на него сейчас набросятся, не приходила к нему вновь.

— Володя, сюда иди, — донесся до мальчика тихий, вкрадчивый голос, летевший сверху, со второго этажа, и Володя буквально ринулся наверх, стремясь поскорее увидеть того, кто звал его, желая скорее покончить с неясностью ситуации, так томившей его.

Но, поднявшись на второй этаж, он и здесь никого не застал, зато голос мужчины, в котором уже слышалась насмешка, донесся теперь с третьего этажа. Еще быстрей, что было духу, побежал Володя наверх и, достигнув площадки третьего этажа, никого здесь не нашел, только голос, теперь уже смеющийся, промолвил с высоты: