Операция «Шейлок». Признание - [66]

Я поднял трубку телефона, стоявшего рядом на тумбочке, и тихонько попросил телефонистку соединить меня с отелем «Царь Давид».

— Филипа Рота, пожалуйста, — сказал я, когда ответила телефонистка в «Царе Давиде».

В их номере к телефону подошла Беда.

Я шепотом произнес ее имя.

— Милый! Где ты? Я с ума схожу!

Я слабо ответил:

— Все еще здесь.

— Где?

— В его номере.

— Господи! Ты так и не нашел это?

— Нигде нет.

— Значит, ничего не поделать — уходи оттуда!

— Я жду его.

— Не надо! Уходи!

— Мой миллион, черт возьми!

— У тебя ужасный голос, по-моему, тебе хуже. Ты снова перебрал. Тебе нельзя столько принимать.

— Я принял сколько требуется.

— Но это слишком много. Тебе плохо? Очень плохо?

— Я отдыхаю.

— Голос у тебя ужасный! Тебе больно! Вернись сюда! Филип, вернись! Он все вывернет наизнанку! Получится, что это ты его обворуешь, а не наоборот! Он подлый, беспринципный эгоист, он скажет все что угодно, лишь бы взять верх!

Неплохой повод похихикать.

— Он-то? Неужто мне его бояться!

— Но я его боюсь! Приезжай!

— Его? Да он сам обделался, так меня боится. Думает, все это сон. Я ему покажу, какой это сон. Он и сообразить не успеет, что с ним стряслось, как я сделаю яичницу из его задрипанных мозгов.

— Милый, это самоубийство.

— Я тебя люблю, Беда.

— Правда? Я для тебя еще что-то значу?

— Ты сейчас в чем? — прошептал я, не спуская глаз с кровати.

— Что?

— Что на тебе надето?

— Только джинсы. И лифчик.

— Джинсы.

— Не сейчас.

— Джинсы.

— Это у тебя блажь. Если он вернется…

— Джинсы.

— Да. Да.

— Сняла?

— Снимаю.

— До лодыжек. Спусти их до лодыжек.

— Спустила.

— Трусы.

— Ты тоже давай.

— Да, — сказал я, — о да.

— Да? Вытащил?

— Я на его кровати.

— Сумасшедший.

— На его кровати. Вытащил. О-о какой.

— Большой?

— Большой.

— Очень большой?

— Очень большой.

— Соски у меня твердые, как камень. Сиськи набухают. О, милый, они так набухли…

— Все. Скажи все слова.

— Я твоя манда и только твоя, больше ничья…

— Навсегда?

— Больше ничья.

— Все слова.

— Твой твердый член — мой кумир.

— Все слова.

— Мои губы обхватывают твой твердый-твердый член…

Пипик на кровати приоткрыл глаза, и тогда я повесил трубку.

— Полегчало? — спросил я.

Он посмотрел на меня, словно больной в глубокой коме, словно бы ничего не видя перед собой, и снова закрыл глаза.

— Перебрал лекарств, — сказал я.

Я решил не перезванивать Беде, не доводить до развязки. Определенное представление я уже составил.

Когда он снова пришел в себя, его лоб и щеки покрылись испариной, как маской.

— Вызвать вам врача? — спросил я. — Хотите, я позвоню мисс Поссесски?

— Я одного хочу, чтобы вы… чтобы вы… — но слезы не дали ему договорить.

— Чего же вы хотите?

— То, что вы украли.

— Послушайте, вы нездоровы. У вас сильные боли, верно? Вы принимаете обезболивающие, от которых у вас мутится в голове. Пьете лекарства лошадиными дозами, и в этом вся штука, верно? Я знаю по опыту, каково это. Знаю, до каких выходок могут довести лекарства. Послушайте, я не очень-то хочу сажать в тюрьму человека, который сидит на демероле. Но если это единственный способ заставить вас от меня отвязаться, мне наплевать на то, как тяжело вы больны, какие сильные у вас боли, насколько вы дуреете от лекарств: поставлю себе задачу и добьюсь. Если у меня не будет другого выхода, я поступлю с вами беспощадно. Но разве другого выхода нет? Сколько денег вам нужно, чтобы смыться отсюда, уехать с мисс Поссесски куда-нибудь и попытаться обрести мир и спокойствие? Потому что вот это, другое, — дурацкий фарс, оно ничего не значит, оно ничего не даст, вы обречены на неудачу. Скорее всего, для вас обоих это кончится дурацкой катастрофой, которую вы сами на себя накличете. Я готов оплатить вам дорогу в любое место, куда вы пожелаете уехать. Два авиабилета в оба конца первым классом, куда только душа пожелает — ваша душа и ее душа. И на расходы подкину немножко, чтоб вы не бедствовали, пока не наладите свою жизнь. Разумно, а? Я не подаю на вас в суд. Вы уезжаете. Пожалуйста, давайте договоримся об отступных и покончим с этим делом.

— Как все просто, — теперь он выглядел не таким осоловевшим, как в тот миг, когда очнулся впервые, но над верхней губой по-прежнему блестели капельки пота, а лицо было совершенно белое. — Мойше Пипик получает отступные. Чемпион НБА снова побеждает.

— А что, позвать еврейскую полицию — более гуманный выход? В такой замысловатой ситуации отступные — не всегда унизительный вариант. Я вам дам десять тысяч долларов. Большие деньги. У меня тут есть издатель, — что ж я до сих пор не додумался ему позвонить?! — и я договорюсь, чтобы завтра в полдень вам выдали на руки десять тысяч долларов наличными…

— «При условии, что вы еще засветло покинете Иерусалим».

— Да, завтра к вечеру, не позже.

— Я получаю десять, а вы — остаток.

— Нет никакого остатка. Нет и точка.

— Нет остатка? — хихикнул он. — Нет остатка? — И сразу же сел на кровати, выпрямился, и, казалось, совершенно воскрес. То ли лекарства внезапно испарились из его организма, то ли внезапно подействовали, но Пипик снова стал самим собой (кем бы он ни был). — Вы же в «Ченселлор» проходили арифметику, мисс Духин вас учила, а теперь говорите мне, будто нет остатка, когда… — и тут он начал жестикулировать, словно еврейский комик, обе руки влево, обе руки вправо, показывая, что первое несопоставимо со вторым, а второе с первым, — когда вычитаемое — десять тысяч, а уменьшаемое — один миллион? — В «Ченселлор» у вас всегда были четверки по арифметике. Вычитание — одна из четырех основных арифметических операций. Позвольте мне освежить вашу память. Это противоположность сложения. Результат вычитания одного числа из другого называется «разность». Символ этой операции — наш друг, знак «минус». Хоть что-то вспомнилось? Как и сложение, вычитание распространяется только на предметы одной категории. Например, доллары из долларов вычитаются распрекрасно. Доллары из долларов, Фил, вот для чего создано вычитание.