Операция «Шедевр» - [55]

— Сегодня вечером, — произнес ведущий, анонсируя фильм, — вы узнаете новую информацию по делу, давно брошенному ФБР. Это одно из тех дел, по которым до сих пор никто не арестован и не найдено ни одной картины.

В первой части рассказывалось о краже 1978 года и расследовании семьи.

— Сегодня галереей управляет Бонни Линдберг, — говорил журналист, — и она же стала главным детективом в этом деле после того, как остальные опустили руки, сдалось ФБР, буквально всем стало все равно. Удивительно, сколько ей удалось сделать в одиночку: она искала зацепки на четырех континентах, исколесила США, отправила немыслимое количество факсов и сделала миллион звонков… В последние три года все зацепки стали указывать на Рио — но ФБР их отвергло.

Вторая часть началась с того, что Линдберг развернула большую посылку, только что полученную по почте из Бразилии. Внутри она обнаружила картину «Перед свиданием / Девушка» и не смогла сдержать эмоций, взяв в руки полотно. Затем в сопровождении съемочной группы отправилась в Рио, чтобы договориться о покупке у Карнейру второй части диптиха. В беседе тот похвастался и «Духом 76-го года», висевшим у него дома на видном месте, а также «Важным делом» и «Поспешным отступлением». Журналист сказал о Карнейру:

— Он говорит, что купил картины честно, по закону, и это похоже на правду. У него есть сертификаты из Art Loss Register в Нью-Йорке и Лондоне, подтверждающие, что картины не украдены… И он, конечно, готов расстаться с ними, но сначала хочет вернуть свои деньги — триста тысяч долларов.

Телевизионный репортаж был неточен: какие-то важные факты опустили, в том числе и то, что Линдберг согласилась заплатить Карнейру восемьдесят тысяч долларов за пару картин «Перед свиданием». Кроме того, поскольку тот факт, что я заполучил два из украденных Роквеллов в Филадельфии, не вписывался в стройную версию репортера, он упомянул роль ФБР вскользь, как будто она ничего не значила. Более того, KARE 11 не сообщил, что Бонни Линдберг, так плакавшая на камеру, уже побывала в нью-йоркских аукционных домах, где ей сказали, что пара «Перед свиданием» принесет ей сто восемьдесят тысяч долларов. (Очевидно, она не знала, что галерея «Элейн» получила страховку и, следовательно, больше не владела картинами; покупая их у Карнейру, она считала, что возвращает имущество, по праву принадлежавшее ее семье.)

Выпуск за февраль 1999 года завершался кадрами с изображениями «Духа 76-го года», «Важного дела» и «Поспешного отступления», наложенными на фотографию ухмыляющегося бразильского арт-дилера, пляж в Ипанеме и безапелляционный тон рассказчика.

— Остается вопрос. Что нужно для того, чтобы вернуть Роквеллов законным владельцам?.. Карнейру знает, что обладание означает девять десятых права на собственность, и запер их в Бразилии: Роквелла, наших бойскаутов и флаг.

Утром 11 сентября 2001 года в 8:30 я уже сидел за столом и просматривал папку с перепиской по Роквеллу, полученной от агента ФБР в посольстве США в Бразилии.

После эфира на KARE 11 прошло восемь месяцев. Мы уже больше года терпели всевозможные дипломатические и бюрократические проволочки, осложняющие любое международное дело, и расследование о Роквеллах вступало в новую фазу. После заключения нового договора о взаимной правовой помощи между нашими странами бразильцы наконец согласились на нашу просьбу о допросе Карнейру. Мы с Холлом спешно готовились к поездке в Рио в конце сентября или начале октября.

За несколько минут до того, как пробило девять, в комнату ворвался запыхавшийся коллега.

— Есть у кого-нибудь телевизор?

Я подключил свой портативный черно-белый компьютер с десятисантиметровой диагональю и направил антенну на окно. Сгрудившись вокруг крошечного экрана, мы всемером уставились на горящий Всемирный торговый центр и увидели, как самолет врезался во вторую башню. Не прошло и часа, как руководитель велел нам идти домой, собрать одежду дня на три и ждать дальнейших указаний.

Донна встретила меня у двери.

— Ты надолго уезжаешь?

— Мне сказали, что на три дня, но…

На следующее утро я был уже в пути к «Нулевой отметке»[21].

Я прибавил скорость, направляясь по Нью-Джерсийской платной автодороге, вдоль которой мигали красные огоньки, и позвонил Холлу. Мы знали, что дело Роквелла придется отложить. Каждый из нас понимал, что какое-то время будет занят второстепенными, «сопутствующими» обязанностями. Холл был офицером резерва ВМС США, входившим в разведывательное подразделение, которое специализируется на терроризме, и предполагал, что его скоро вызовут.

Я же должен был работать с коллегами из ФБР в периоды сильнейшего психологического напряжения, поэтому стал координатором «Программы помощи сотрудникам ФБР» в отделении в Филадельфии и отвечал за душевное равновесие пятисот с лишним сотрудников и их семей.

Это была одинокая, тонкая, конфиденциальная работа, на которую я добровольно согласился после того, как меня оправдали на суде в Камдене в середине девяностых. Я пытался помочь всем нашим сотрудникам, у кого возникли неприятности — будь то наркотики, алкоголь, супружеская измена, проблемы с руководством или со здоровьем. Ко мне приходили коллеги и вываливали жуткие истории — о детях или супругах, убитых, арестованных или умирающих от какой-нибудь страшной болезни. Я подолгу слушал. Я не был психиатром и даже не прикидывался им. Моим главным преимуществом стало сопереживание. Я знал, что такое травма, смерть близкого друга и многолетний стресс из-за того, что всеми силами стараешься не попасть в тюрьму. Надеюсь, я как минимум мог служить примером стойкости, посмотреть отчаявшемуся в глаза и честно сказать: «Будь сильным. Худшее, что может с тобой случиться в тяжелую минуту, — утрата веры в свои силы. Не сомневайся: боль — это нормально. Ты справишься. Что бы ни случилось, не сдавайся».