Операция «Приятели» - [8]

Ему нравилась эта бедовая женщина, и он серьезно подумывал после демобилизации бросить свою Дусю с детьми и остаться с Женькой, которая отвечала ему взаимностью. Настораживала и пугала Ивана лишь прошлая связь Женьки с блатным миром, хотя он и не осуждал ее за это: была война, девчонка в поисках сытой жизни попала в компанию карманников. Потом их всех «застукала» милиция, а Женька осталась на свободе. Опасаясь неприятностей, пошла в военкомат и попросилась на фронт. Ее направили на Дальний Восток. Так рассказывала ему Пряхина о своей прошлой жизни.

По внешности Женька смахивала на турчанку: большие раскосые глаза, длинные, словно приклеенные, ресницы, брови вразлет. Пышные черные волосы, яркие ненасытные губы, классические ноги и грудь — сводили с ума даже видавших виды мужиков. Пряхина знала свои достоинства и умело использовала их. Внешне хрупкая, с длинной тонкой шеей, она не была физически слабой: сама при надобности таскала ящики с товаром, обухом топора разбивала бочки с селедкой. Проворная и изворотливая, не слишком общительная, Женька всегда имела поклонников из солдат и молодых офицеров. Но только Иван, на зависть другим, добился расположения «прялочки».

После демобилизации Бандурин уехал с Женькой в Кисловодск, где у Пряхиной оставалась старая тетка. Вскоре Иван отправился в Новосибирск для оформления развода с женой, да и застрял там вопреки своим намерениям. Однако связи с Пряхиной не терял. Из писем он знал, что по настоянию тетушки Женька выучилась на зубного техника, а когда старушка умерла, осталась жить в ее особнячке, работая в стоматологической клинике.

Бандурин всей душой рвался к Женьке, но дети и отец крепко держали его в Новосибирске. Не имея стоящей специальности, Иван гонялся за длинным рублем, то и дело меняя места работы. С тоски повадился он к дощатым киоскам, ютившимся в послевоенное время почти на каждом углу шумных улиц. Здесь всегда гуртились алкоголики, мошенники, спекулянты и просто любители горькой. Во хмелю травили истории, разводили балачку о легкой и беззаботной жизни, «бешеных деньгах» на золотых приисках Магадана и Якутии, говорили и о том, как кто-то за одну путину стал чуть ли не миллионером на рыбных промыслах Тихого океана...

Иван заболел золотой лихорадкой. А когда дружок Игнат Пьяных прислал с прииска письмо, Бандурин ринулся к нему, как шулер в картежную игру.

Теперь все это было позади, а разбогатевший Иван летел в Кисловодск.

К Пряхиной Бандурин явился поздним вечером. Из Москвы он послал телеграмму, и Женька ждала его, поглядывая в раскрытое окно.

Иван не стал рассказывать о новом своем занятии — еще неизвестно было, как Женька к этому отнесется. Сказал, что решил отдохнуть в Кисловодске, а чтобы не скучать одному, посоветовал Женьке взять месячный отпуск без содержания. Она с радостью согласилась. Иван еще больше подогрел эту радость:

— Завтра же сыграем свадьбу. Созови своих стоматологов, и пусть все знают, что ты моя законная жена.

— А твой развод?.. — спросила Женька.

Бандурин подал новенький паспорт — листики «для особых заметок» в нем были чистыми.

— Купил? — не поверила Женька.

— Все по закону, — не моргнув глазом, спокойно ответил Иван. — Прописаться надо у тебя. Не возражаешь?

— Глупый! Я столько лет ждала тебя! — и Женька повисла на толстой шее Бандурина. Он крепко, по-медвежьи, прижал ее своими большими руками.

Свадьбу устроили в ресторане. Было душно. Гости кричали «Горько!..». С редкими перерывами играл джаз, у подъезда стояли щедро оплаченные женихом легковые такси, украшенные алыми лентами и цветами. Женька в белом свадебном наряде легко кружилась в объятиях Ивана и других захмелевших мужчин. Все были довольны. На левом запястье невесты сверкали золотые часики швейцарской фирмы, длинные красивые пальцы рук были украшены широким обручальным кольцом и перстнем с уральским самоцветом. Женька впервые в жизни носила такие украшения, хотя, как многие молодые женщины, всегда мечтала о драгоценностях. На следующий день в комиссионном магазине Иван купил ей в тон перстня серьги и кулон. Женька была счастлива.

Медовый месяц пролетел незаметно. Пряхиной надо было выходить на работу.

— Попроси у начальства еще дней десять, — сказал ей Иван. — Дескать, в Сочи к родственникам съездить надо.

Пряхина послушалась совета, и заведующий клиникой отпустил свою любимицу, завистливо посмотрев ей вслед, когда она выходила из кабинета.

Был июнь. Черное море, обрамленное золотыми пляжами, принимало в свое теплое чрево тысячи людей, приезжавших сюда с разных концов страны. «Молодая чета» без труда сняла комнату вблизи моря. Пряхина даже не задумывалась о том, какие деньги надо иметь, чтобы вот так роскошничать месяцами. Рассчитывался Иван, небрежно, как карты, выбрасывая на стол хрустящие бумажки в ресторанах.

Однажды на берегу моря, когда речь зашла о будущей работе Бандурина в Кисловодске, он ответил:

— Здесь мне делать нечего.

— Как это? — удивилась Женька.

— Я работаю экспедитором «Золотопродснаба» в Магадане. Нахожусь в отпуске.

— И ты что... опять улетишь туда?

— Придется... — Бандурин обнял Женьку. — Тут ведь не заработаешь и половины тех денег. На что жить будем? Усекаешь?