Операция «Миф» - [84]

«Приказ фюрера!

К солдатам восточного фронта!

Последнее наступление Азии потерпит крах!»

В этом приказе Гитлер писал:

«Этот удар мы предвидели, и с января этого года было сделано все, чтобы создать крепкий фронт. Противника встречает мощный огонь артиллерии. Потери нашей пехоты восполнены бесчисленным множеством новых соединений, сводными подразделениями нашего фронта. Большевики на этот раз испытают на себе старую судьбу Азии, т.е. они истекут и должны истечь кровью у столицы германской империи».

Далее: «Берлин останется немецким, Вена снова станет немецкой, а Европа никогда не будет русской».

Словами «Европа никогда не будет русской» Гитлер подчеркивал свое убеждение в том, что будет создан общий фронт гитлеровской Германии с Англией и Америкой против Советской России. Гитлер строил свои надежды на антисоветских течениях в руководящих кругах Англии и Америки, которые все более усиливались в связи с продвижением русских войск в Германии, на Балканах, в Чехословакии и Австрии. В конце своего приказа Гитлер писал:

«Теперь, когда судьба унесла из этого мира величайшего военного преступника всех времен, в войне наступит перелом». Гитлер имел в виду смерть президента Рузвельта в апреле 1945 года. В лице Рузвельта Гитлер видел главное препятствие к созданию общего фронта против русских и считал, что теперь, со смертью Рузвельта, «в войне наступит перелом».

На совещании в ночь с 16 на 17 апреля было доложено, что в районе западнее Кюстрина русские еще дальше отбросили немецкие дивизии. Контрнаступление, предпринятое по приказу Гитлера для ликвидации прорыва фронта, не имело успеха и должно было повториться 17 апреля утром. В эту ночь Гитлер снова сидел за чаем до 6 часов утра с Евой Браун и своими секретарями. Он говорил, что русским удалось немного вклиниться в оборону немцев, но что этот преходящий успех русских является лишь временным преимуществом атакующего.

В последующие дни — 17, 18 и 19 апреля — положение немецких войск на Одере становилось все более критическим. Ведя ожесточенные оборонительные бои, немецкие войска отступали под усиливающимися ударами русских войск. Русские начали наступление также на юге, в Силезии. Прорыв фронта в районе западнее Кюстрина русские значительно расширили и, прорвав все заградительные пояса, оказались в угрожающей близости от восточных предместий Берлина.

Немецкий фронт на Одере еще держался в районе Штеттина и Франкфурта. Ночью на улицах Берлина ясно был слышен грохот артиллерии. Русские разведывательные самолеты кружили над Берлином.

Всю вину за критическое положение на Одере Гитлер взвалил на командующего армейской группировкой Хейнрици. Он называл его медлительным, нерешительным педантом, которому не хватает необходимого энтузиазма. Когда бои приблизились к Берлину, Гитлер снял его с поста командующего армейской группировкой, которая все еще носила название «Висла», хотя река Висла, на которой она сражалась, давно уже находилась в тылу русских войск. На место Хейнрици Гитлер никого не назначил. Руководство оборонительными боями за Берлин Гитлер взял на себя лично. Несмотря на то что уже в эти дни стало совершенно ясно, что немецкий фронт на Одере опрокинут и восстановить его нет возможности, Гитлер цеплялся за участки, которые еще держались, и приказывал ликвидировать прорыв на Одере сильно концентрированными атаками с флангов.

На военном совещании во второй половине дня 19 апреля Кребс Доложил, что русские танковые части прорвались еще дальше и находятся под самым Ораниенбургом, приблизительно в 30 километрах севернее Берлина. Это сообщение подействовало как разрыв бомбы и совершенно вывело Гитлера из равновесия.

Сразу после совещания Гитлер позвал Линге. Он жаловался на сильную головную боль и прилив крови к голове и просил вызвать Мореля, чтобы сделать кровопускание. На этот раз Гитлеру пиявок не ставили, так как требовалось немедленное кровопускание. Морель с помощью Линге приготовил инструменты в спальне Гитлера на чайном столике, поставленном перед кроватью. Гитлер снял китель, засучил правый рукав рубашки и сел на край своей постели. Слабым голосом он сказал Морелю, что в последние дни он мало спал и чувствует себя совершенно разбитым. Морель стянул правую руку Гитлера жгутом и ввел в вену шприц. Но кровь не шла, так как кровь Гитлера была очень густа, сразу свертывалась и забивала иглу. Тогда Морель взял иглу потолще и с большим трудом ввел ее в вену Гитлера. Линге держал под иглой стакан, в который густыми каплями стекала кровь. При этом Гитлер спросил Линге, выносит ли он вид крови. Линге ответил:

— Разумеется, мой фюрер. Ведь эсэсовцы к этому приучены.

Крови набралось около стакана, и она сразу свернулась. Линге, желая показать Гитлеру, что вид крови его не трогает, сказал ему шутливо:

— Мой фюрер, теперь в вашу кровь достаточно прибавить немного сала, и мы сможем предлагать ее в качестве «кровяной колбасы из крови фюрера».

Гитлер улыбнулся, а вечером за чаем рассказал это Еве Браун и своим секретаршам.

Вскоре оптимистическое настроение, царившее на совещаниях в начале наступления русских войск на Одере, сменилось большой нервозностью.