Операция 'Кашалот' - [8]

Воспоминания увлекли его. Он припомнил недавно состоявшийся ученый совет Института океанологии, где ему пришлось делать доклад о перспективах овладения большими глубинами океана.

Большой конференц-зал, отделанный под мореный дуб, внимательные лица ученых, лысины, солидный блеск очков, бороды "морских волков". И его собственный голос, гулко звучавший в притихшем зале:

- Подводя итоги, мы можем сослаться на мнение, которого придерживается подавляющее большинство исследователей. Считается, что внутренние органы кита во время ныряния оказываются каким-то образом защищенными от давления окружающей среды. По крайней мере, давление, передаваемое на внутренние органы, не превышает нескольких атмосфер... Но это не так.

Да, это широко распространенное мнение неверно. Хотя, в самом деле, трудно представить себе, чтобы мягкие мускульные ткани, допустим даже в состоянии самого сильного напряжения, смогли противостоять давлению, превышающему сотни атмосфер. Даже стальная обшивка подводных лодок не может противостоять такому давлению. Поэтому и лодки, я водолазы в тяжелых скафандрах довольствуются глубинами, не превышающими трехсот метров.

Не может быть сомнений, что кровь в поверхностных сосудах кожи или ротовой полости находится под давлением, равным гидростатическому. Но по закону сообщающихся сосудов такое же давление должно установиться во всей системе, в том числе и во внутренних органах животного.

Кроме того, не следует забывать, что кашалот питается на глубине многих сотен метров. Надеюсь, это обстоятельство никто не станет оспаривать?

- М-да...

- Так вот, значит, давление в его желудке тоже должно быть равно гидростатическому. Иначе нельзя. Иначе каждая проглоченная рыба, каждый самый крохотный кальмар разорвутся в желудке, как граната.

Все это свидетельствует о том, что во время ныряния во всех органах животного создается давление, равное гидростатическому. Оно как бы пронизывает все тело. Следовательно, и речи не может быть о какой-то защищенности кашалота от давления среды...

"Шокальский" сильно качнуло. Кавергин ухватился за поручни мостика. По палубе торопливо просеменил начальник геофизической группы Кравцов. Вскоре на мостик поднялся капитан. Мартин Августович был встревожен. Не глядя на Кавергина, он сказал:

- Зафиксирован подводный взрыв. Связь с батискафом потеряна.

3

Сколько прошло времени? Секунда или столетие? Володя не знал, но ему казалось, что он заново прожил всю свою жизнь. Он увидел себя мальчишкой, идущим первый раз в школу, держась за большую отцовскую руку. Ранняя осень. На асфальте, как большие павлиньи перья, расцветают капли бензина. Влажный ветер кружит первые опавшие листья, отливающие латунью. Потом почему-то-в памяти проявилась зачетная книжка и подписи профессоров университета. До боли явственные и ощутимые, вспомнились микротомовые срезы кальмара, сделанные вчера на Райкоке под палящими лучами солнца. Солнце... Неужели он больше не увидит его? Щемящая жалость к себе перехватила дыхание. Ему стало трудно дышать. Тихие, беззвучные слезы покатились по щекам. Володе было жаль себя, жаль Мухина, который, не шевелясь, лежал перед ним на холодном полу. Какая глупость, ах, какая все это глупость...

Ему страстно захотелось сейчас же, немедля, увидеть темно-синее небо, покрытое кучевыми облаками, белыми и легкими, похожими на снеговые горы. Но перед ним была лишь густая чернильная мгла, проникавшая в мозг и затоплявшая душу. Чтоб отгородиться от нее, оттолкнуть ее прочь, он вытянул руки вперед и почувствовал, как кто-то схватил их.

Он обрадовался безмерно, безгранично, с той же неистовой силой, с какой только что отчаивался. Он почувствовал, что любит этого Мухина, любит уже давно, хотя и знаком с ним всего лишь несколько дней. Славный ты парень, как хорошо, что ты жив, это же прекрасно, что ты жив! Какой же ты молодец...

Он прикоснулся к лицу Мухина и понял, что тот говорит. Невидимые губы геолога быстро-быстро шевелились, твердая челюсть дрожала и прыгала.

- Николай, дорогой, я не слышу тебя. Я оглох, понимаешь? Но это неважно. Надо проверить, работает ли связь. Потом посмотреть, что с аккумуляторами. Нет света и обогрев, кажется, не действует. Становится чертовски холодно.

А Мухину было худо. Путь к сознанию шел через боль. Голова гудела и кружилась. Мухин сел, а затем тихонько привстал. Черт возьми, кажется, они здесь плотно засели. Что же произошло? Сначала взрыв вулкана, затем этот полет вверх тормашками... Жаль, что Хитров ничего не слышит. Похоже, он здорово струхнул. Но ничего, держится. Да, держаться надо. Крепко надо держаться. Сколько здесь придется сидеть, неизвестно. Но почему же не сработал балластный сбрасыватель? Непонятно. Или он сработал? Тогда они давно были бы на поверхности. А они... Кстати, где же они?

Мухин шарил по пульту, нащупывая знакомые кнопки и переключатели. Так. Значит, радио не работает. Наверное, все лампы полетели. Шутка ли, такой толчок! Только люди могут переносить подобные сотрясения. А хрупкие приборы - куда им. Хорошо еще стекло не треснуло. Не пришлось бы тогда... Ничего не пришлось бы.