Операция «Фауст» - [2]

— Не ревнуй, Саша, это не самое лучшее дело в нашей практике.

Я возмутился:

— Кто ревнует?! Просто обидно, Костя (один на одни я называл своего начальника по имени).

— Ну, прости, мне так показалось.

Правильно ему показалось. Мы с Гречанником невзлюбили друг друга еще в университете без особых к тому внешних причин. После окончания он какое-то время работал в ОБХСС. То ли милицейская служба показалась ему неинтеллигентной, то ли еще что, но недавно назначенный заместитель прокурора Москвы Пархоменко перетащил его к нам в Московскую прокуратуру.

— А может быть, ты со мной поделишься своими версиями? — неуверенно попросил Меркулов.

На меня нашло упрямство, которое следовало преодолеть. Закурил и начал ходить за спиной Меркулова. Я видел по незначительным поворотам его головы, что он за мной наблюдает.

— Ну… значит… теоретическая выкладка… ну… следственная посылка, что ли… — выдавил я из себя, — прежде чем искать преступников, надо определить объект преступления. Если начать с субъекта — ничего не выйдет. Я глубоко уверен, что женщины и дети, убитые в вагоне, не были прямой целью террористов. Было убито несколько человек на платформе. Ждали генсека. Все об этом знали. О том, что он приедет, то есть. Может быть, я ошибаюсь, но все это выглядит как покушение.

Я надеялся, что моя речь звучала увереннее, чем мне вдруг показалось.

— Да, Саша, ты знаешь, есть такое замечание, чье — не знаю, не помню, что бомбы в основном убивают шоферов во время покушений на начальников… Что еще?

Еще? Вместе с обидой испарялся запал следственного энтузиазма. Неуверенность в собственных словах грозила перерасти в беспомощность. И даже Гречанник вдруг начал казаться мне умнее и симпатичнее, и я готов был отдать ему еще пару моих дел, только бы не слышать спокойного, почти монотонного голоса Меркулова, и не ходить у него за спиной, и не видеть, как его уши, словно локаторы, следуют за моими движениями.

— Видишь ли, Саша, — начал Меркулов и вдруг заорал: — Я не могу разговаривать, когда ты ходишь у меня за спиной!

Я послушно сел, теперь уже напротив, в удобное кресло начальника следственной части.

— Дело в том, Саша, что «взрыв» передали Гречаннику по моей просьбе. В верхах, как мне стало известно, был большой спор, кому вести дело — КГБ или прокуратуре. Решили вести вместе: они — оперативную работу, мы — следствие.

Меркулов вытащил сигарету, разломил ее пополам и вставил одну половинку в мундштук. Таким образом он борется с курением. По моим подсчетам, он теперь курит ровно в четыре раза больше, чем раньше.

И он снова начал досаждать химчистке своей дубленкой.

— Слушай, Костя, завтра я отыщу твою дубленку или вытяну из них деньги. Не угнетай их больше своей вежливостью. Наша сфера обслуживания если и делает что-то хорошее, то только потому, что боится трепки.

— Да, я вижу, товарищ Турецкий, вы с меня не слезете, пока я вам не дам полный отчет о заседании Политбюро.

Он вытащил окурок из мундштука и тут же вставил в него другую половинку сигареты.

— Прокурора республики Емельянова вызвали для доклада о взрыве в метро на совещании в Политбюро. Новый генсек ввел новый порядок: все чрезвычайные происшествия обсуждать на Политбюро. А Сережа Емельянов, ты знаешь его, всегда должен обеспечить свои тылы. Что он мог рассказать высоким товарищам, если сам на месте происшествия не был? Вот он и прихватил с собой меня… Люди из московского управления КГБ, конечно, изо всех сил старались доказать, что — это террористический акт и поэтому они должны вести это дело. Но наш новый генсек позволил себе с ними не согласиться. Он так и сказал: «Позвольте мне с вами не согласиться».

Говоря это, Меркулов попытался придать своему тощему лицу сходство с круглолицым генсеком. К моему удивлению, это ему здорово удалось.

— «Наше время резко отличается от тридцатых годов, — продолжил Меркулов в том же духе, — народ и партия едины. Поэтому выступать против правительства наш советский народ не может. Совершить это преступление могли: первое — люди, посланные спецслужбами из-за рубежа. Второе — маньяк, сбежавший из сумасшедшего дома, и третье — так называемые диссиденты, которые, как доказал профессор Лунц, и мы с ним в Политбюро совершенно согласны, являются психически больными людьми. Политбюро приняло решение начать (Меркулов так и сказал «начать» — с ударением на первом слоге, имитируя южный акцент генсека) перестройку всего народного хозяйства. Идет экономическое соревнование двух систем — социализма и капитализма, и политически мы не можем допустить даже намека на существование в нашей стране политических противников, а тем более террористических групп».

Ну вот, новая свистопляска — как будто не было взрыва в Тбилиси, когда подложили бомбу в здание республиканского КГБ и погибло около тридцати кагебешников, и не разлетелся в воздухе самолет с командованием учениями «Кавказ-85», и не похищали министра финансов с требованием выкупа в десять миллионов рублей. Все эти преступления были раскрыты, каждый раз эти штуки проделывали различные организованные группы, вооруженные автоматическим оружием и имевшие в своем распоряжении взрывные средства.