Операция №6 - [20]

Впрочем, это заблуждение было мгновенным: комиссар, конечно, никогда не позволил бы себе подобные действия против пленного врага, и девушка отняла от лица руки.

Но то, что она увидела, удивило ее еще больше, чем если бы в самом деле Чернопятов ударил Кирьякова кинжалом в грудь: комиссар спешно разрезал веревки на руках пленного, дружески обнял его и трижды поцеловался с ним.

И командир партизанского отряда сделал то же самое и столь же непонятное: весело и радостно улыбаясь, он прижал Кирьякова к себе, совсем заслонив его своей густой пышной бородой.

Все посетители землянки были растеряны и особенно Найда, который по-детски хлопал веками и даже несколько раз провел пальцами по глазам, словно бы пытался стереть нежданное наваждение.

Вера почувствовала, как сердце ее начало биться с огромной скоростью, она задыхалась, прижав руки к груди.

Спокойнее всех воспринял эту странную сцену майор Рогов. Он уже начал догадываться о том, кто был на самом деле его «дровосек».

Натянутое, как струна, напряжение разрядил Птицын.

— Не удивляйтесь, товарищи, — заговорил он. — Никакого суда, никакого следствия не потребуется, а разрешите представить вам нашего отважного разведчика, нашего товарища «Днепра»!

Вера почувствовала, как у нее стали подгибаться ноги, и перед глазами вдруг замелькали разноцветные искринки…

Глава пятая. Человек, который ненавидел

1

Банкет, устроенный полковником Качке в честь победы над крупным советским десантом, был в самом разгаре.

Целые окорока, копченые и запеченные в тесте, кирпичи свиного шпига, колбаса, рыба, сыры и, конечно, всевозможные крепкие напитки были разложены, расставлены на столах в актовом зале бывшей школы — ныне резиденции начальника гарнизона.

Оркестр, расположившийся на специально сделанных подмостках, серпантин, свисающий с потолка, — все это превратило актовый зал в шумный ресторан.

Офицеры суховского гарнизона были приглашены на это торжественное пиршество, дабы чествовать капитана Штаубе, победителя над десантом русских парашютистов; были здесь и бургомистр города, и директор местного банка, прибывший из Германии для поправки своих коммерческих дел, и два местных помещика, вернувшиеся при помощи немцев на свои прежние земли, одним словом, в этот вечер собралась вся та мутная накипь, которая всплыла на поверхность во время фашистской оккупации суховского района.

И вот в самый разгар пиршества, когда вся компания влила в свои глотки изрядное количество вин, водок, наливок, настоек и коньяков, а «сам» хозяин пиршества то и дело стукался головой о край стола и по временам начинал всхрапывать, сползая со стула под стол, в это самое время Гуго Вальтер пришел доложить своему шефу о том, что его желает видеть один известный ему человек по весьма важному делу.

Осовелый, с мутным остановившимся взглядом красных глаз Курт Амедей фон Качке пытался втолковать своему адъютанту, что всех, кто ему станет мешать веселиться, он прикажет распять на кресте, а в лучшем случае разрядит в него свой парабеллум.

Но когда Гуго Вальтер произнес имя «Днепр» и еще одно — «Рихтер», полковник Качке разом почти протрезвел и, пошатываясь, вышел из зала, поддерживаемый адъютантом.

А через минуту Вальтер ввел в кабинет полковника некую уродливую личность — горбатого человека с злым и желтым, как глина, лицом и маленькими прищуренными глазами, в которых тлела большая и неугасимая злоба.

Качке вонзился пьяными глазами в посетителя, но фигура его все время расплывалась — и перед полковником возникало то два, то сразу четыре горбуна. Наконец, когда фигура посетителя оказалась в единственном числе, господин полковник признал в ней своего тайного соглядатая Акселя Рихтера, потомка обрусевших шведов немецкого происхождения, которые, быть может, обосновались в России еще со времен полтавской битвы.

Аксель Рихтер или, как его называли суховцы, Сюлька-горбун до войны занимался сапожным ремеслом.

Был он всегда зол, грязен и немного пьян. С людьми Сюлька не разговаривал, а шипел, как гадюка. Ему доставляло истинное наслаждение оставлять в подметках концы острых сапожных гвоздей, чтобы потом поругаться всласть с разозленным заказчиком.

Но свою лютую от природы злобу на все живое утолять на людях приходилось редко и не столь уж ощутимо. Зато собаки были истинной находкой для Сюльки-горбуна.

Он ласково заманивал голодную собаку к себе во двор, а потом бросал ей кусок хлеба или кость за калитку, но так, что зад пса находился внутри двора.

Вот тогда наступала сладострастная для Сюльки минута: с плотоядным оскалом рта, весь дрожа от предвкушаемого наслаждения, он тихо подкрадывался к псу, затем с силой захлопывал калитку, зажав между косяком и дверцами зад несчастного животного.

Собака, пронзительно визжа, устремлялась прочь, волоча за собой переломанные задние ноги.

Вот этого злобного уродца и отыскал господин Качке, а поговорив с ним, сразу понял, на что пригоден швед немецкого происхождения Аксель Рихтер.

Но в маленьких глазках Сюльки-сапожника, устремленных на начальника гарнизона, было столько злобы, что Курт Амедей фон Качке испугался. Дрожащими руками он схватил свой парабеллум, надеясь испугать собеседника, но встретил все тот же колючий злобный взгляд да пренебрежительную гримасу.