Опер против маньяка - [26]

Приготовленную рыбу он загрузил в большой котелок с холодной водой, Катя кинула туда очищенные коренья, лук, соль. Кострецов, повесив котелок над огнем, накрыл его крышкой. Присел у костра, закурил и объявил:

— С часок должно покипеть, и медленно.

— Сереж, — сказала Катя, садясь рядом. — Ну что ты куришь?! Мало тебе от костра дыму?!

— Ты вроде моей мамы, она тоже не выносит, когда я курю. А вот как раз женщинам очень полезно курить. Знаешь об этом, медсестра?

Катя засмеялась, отмахнув прядь волос со лба. Кострецов, вычитывающий разные интересные факты из прессы и по своей профессиональной памяти сразу запоминающий текст заметок почти наизусть, лекторски проговорил:

— Курение может защитить от рака груди женщин с генетической предрасположенностью к этой болезни: таков главный вывод канадских исследователей. Проверив триста женщин с наследуемым генным нарушением, ученые обнаружили, что у половины из них уже есть рак груди. А главное отличие второй половины, что среди тех существенно больше курильщиц. Ученые высчитали, что 20 сигарет в день в течение четырех лет снижает риск заболевания на 53 процента.

Сергей с удовольствием затянулся, медленно выдохнул дым и продолжил:

— Непонятны механизмы этой защиты. Курящие женщины, возможно, имеют более низкий уровень женского полового гормона эстрогена, который способствует развитию рака. Или же иммунитет, борясь с токсинами табака, одновременно работает против мутаций генов… В общем, курильщицы, возможно, и загнутся от рака горла или легких, но рак груди им совершенно не грозит. Это, Катя, большая выгода.

Она весело округлила глаза и сказала:

— Спасибо тебе за твое окуривание. Я хоть пассивной курильщицей от рака груди застрахуюсь.

— А что ты думаешь?! — воскликнул Сергей. — Возможно, токсины-то табака вообще противодействуют возникновению раковых клеток. Так что я на всякий случай бросать курить не стану.

Они болтали, пока Сергей не спохватился:

— Тащим уху с костра!

Они сняли с огня котелок.

— Процеживай до бульона, — распорядился он, — через марлю, чтобы рыбьи ошметки не остались. А я к оттяжке, осветлению ушицы, приготовлюсь. Будет она прозрачной, по всем правилам.

Кострецов достал приготовленную для этого зернистую черную икру, грамм пятьдесят. Стал растирать ее в ступке, постепенно добавляя по ложке холодной воды, пока не получилась тестообразная масса. Развел это стаканом холодной водички, добавил горячей ухи. Размешал смесь и влил половину этой оттяжки в котелок, — скомандовав:

— Опять вешаем на огонь. Как только закипит, вливаю вторую часть.

Он дождался, когда в котелке забулькало. Медленно залил туда оставшуюся оттяжку. После второго закипания снял крышку с котелка.

— Ну вот, еще минут двадцать, и готово. Увидишь, уха будет прозрачной, как слеза. Вот что значит — оттяжка икорная.

Катя любовалась им, Сергей это чувствовал и думал: «А как бы понравилась ей моя основная работа? Какой-нибудь кровопролитный арест? Бунчука-то напряги, возможно, уже подзабыла? Все же счастье, что в нашей службе женщин почти нет. А те, что есть, — уже не женщины. Легавая работа подминает. И как это писательницам удается врать про какую-нибудь обворожительную бабу-следовательшу, оперативницу?! На деле-то все это овчарки».

Уху с дымком ели благоговейно. Мишка, измученный, как все дети, супами, и то попросил добавки.

— Дядя Сережа, а ты все знаешь? — спросил он, покоренный уловом Кострецова и его мастерством приготовления тройной ухи.

— Почти все, — задорно ответил Сергей.

— А что еще?

— Например, про ворон.

— А что про них особенного можно знать? — недоверчиво уточнил мальчик.

— Много. Вот некоторое время назад атаковали они Кремль. Там как раз купола церквей позолотили. Вороны и давай по ним, свеженьким, кататься. Скатывались вниз и царапали золото когтями. Ученые не знали, что и делать. Один придумал записать на магнитофон вороньи крики. Запустили их на весь Кремль. А вороны, наоборот, в стаи крепче слетаются. Тогда другой знаток вмешался и объяснил, что крики-то записали не те. С магнитофонов орали по-вороньи «помогите!» — а не «спасайся!» Но и правильный крик потом не помог. Пришлось развести в Кремле соколов-тетеревятников, те с вороньем расправились.

Мишка аж рот открыл, а Кострецов продолжил:

— А на днях сижу в отделе и слышу, будто б кто-то на улице в набат бьет. Выглянул в окно, вижу: ворона жестянку из-под лимонада изо всех сил клювом долбает. Зачем, думаю, ей это потребовалось?! А она пробила в банке дыру, за нее клювом ухватилась и с поклажей улетела.

Катя тоже удивилась.

— Надо же, эта она трудилась, чтобы банку ловчее подхватить. Только зачем вороне жестянка?

— А черт ее знает, — искренне произнес Сергей. — Хотя слышал, что таскают они себе в гнезда все блестящее. Прямо как природные воры. Там даже серебряные чайные ложки обнаруживали. Но жестянка-то крупновата… Мне, как оперу, воронья уголовная психология интересна.

Так они сидели под золотой монетой солнца на берегу реки, помнящей закованного «огнепального» протопопа и пламенную староверку Морозову, и судачили. Потом Мишка убежал снова ловить.

Сергей положил руку Кате на запястье, сжал его и проговорил ее любимое присловье: