Опекун - [28]
— Я не разлюблю, — улыбнулся я, — а ты сможешь. Восемь лет долгий срок для ребенка.
Машка вскочила и все-таки залезла на меня, я не сопротивлялся.
— Нет, нет, я никогда тебя не разлюблю! Ни за восемь, ни за сто восемь.
Я обнял ее.
— Значит, ждем восемь лет.
Машка сидела, прижавшись ко мне.
— А их можно нарисовать?
— Кого? — спросил я
— Следы.
— От побоев?
Машка кивнула.
— Нет. Их врачам надо будет показывать.
Машка молчала,
— Чума, — сказала она.
Я кивнул.
— Ты для этого квартиру снял?
Я кивнул снова.
Машка так долго молчала, что я даже подумал, что она уснула.
— Ты очень плохой человек, — тихонько сказала она.
— Я знаю, — сказал я и поцеловал ее.
— Ты со мной так же не поступишь?
— Никогда. Я скорее умру.
Машка заплакала. Она плакала долго. Я молчал. Маша перестала плакать, и я сказал:
— Нас никто не заставляет это делать. Давай не будем и просто забудем про это, как страшный сон. Ты ведь меня не разлюбишь за то, что я придумал такое?
— Не разлюблю-ю, — и слезы снова потекли из ее глаз.
— Ну, все-все, — погладил я ее по спине. — Забыли. Давай лучше еще чаю с тортиком.
Глотки чая перемежались всхлипами, торта Машка почти не съела.
Потом она положила ложку, быстро взглянула на меня и, опустив глаза, сказала:
— Я согласна.
— Нет, нет. Забыли, это была плохая идея.
Машка покачала головой, посмотрела на меня и повторила:
— Я согласна. Я люблю тебя.
Чувствуя себя полным подлецом, я сказал:
— Будет больно.
— Я потерплю.
Я усмехнулся.
— На суде будет еще больнее. Очень трудно чувствовать себя негодяем. Ты можешь не выдержать и признаться, что мы все придумали. Тогда меня посадят.
— Куда? — встревожено спросила Маша.
— Ну, не на кол, естественно. В тюрьму, за клевету. Лет на пять, наверное.
— Не признаюсь, — твердо сказала Маша.
— Хорошо, — кивнул я, — но это еще не все.
— Господи! Еще-то что? — она даже всплеснула руками.
— Если он тебя побьет один раз, никто его родительских прав не лишит. Всякое может случиться между отцом и дочерью. Он должен бить тебя долго и часто. У тебя на теле должны быть следы от старых побоев, которые уже проходят, а сверху них новые, свежие. Тогда точно прав лишат.
Машка с удивлением смотрела на меня,
— Ты сколько меня бить будешь? Неделю?
Я кивнул и обнял ее.
— Чума, — вздохнула Маша.
— Чума, — выдохнул я.
— Сейчас? — Машка высвободилась из моих объятий.
Я развел руками и виновато улыбнулся.
— Можно сейчас.
Машка слезла с моих колен.
— Хорошо.
Я кивнул.
— У Аркадия ремень есть? — спросил я.
— Есть, вроде.
— Широкий, узкий?
— Узкий, на брюках.
— Хорошо, пошли. Хотя ничего хорошего.
В комнате я постелил простыню на кровать.
— Простыня чистая, из дома. Раздевайся. Трусы тоже.
Машка послушно разделась. Легла. Ее кожа покрылась пупырышками. Я сжал зубы и взмахнул ремнем.
Закричали мы одновременно. Попку перечеркнула вспухающая багровая полоса. Я уронил ремень, упал на колени, стал дуть.
— Сейчас подую, меньше болеть будет.
— Больно, блин, — прошептала Машка. — Еще надо? — оглянулась она на меня. Я кивнул.
— Давай, побыстрее только.
Я встал, включил телевизор, нашел музыкальную программу и прибавил звук.
— Если мы так орать будем, соседи прибегут.
Снова взял ремень.
Господи! — подумал я. — На что только ни готовы женщины ради любви. Даже такие маленькие.
Машка больше не кричала, только вздрагивала, мычала и двигала ногами.
Про себя я говорил после каждого удара:
— Твоим узким плечам…
— Под бичами краснеть…
— На морозе гореть.
— Ну, а мне за тебя…
— Черной свечкой гореть…
— Да молиться не сметь.
Эстет! Блин.
— Все, — я бросил ремень, схватил спрей с лидокаином и залил ей всю спину. Маша вздрогнула.
— Сейчас легче станет, это анестезия.
Когда я покупал два флакона, аптекарь с пониманием на меня посмотрел. «Знал бы ты, для чего я его покупаю», — подумал я тогда.
Я накрыл Машку толстым махровым полотенцем.
— Больно, — сказала она и спросила: — Завтра опять?
— Послезавтра, пусть подживет хоть чуть-чуть.
Маша повернулась на бок.
— Вроде поменьше болит.
Полотенце начало сползать, я поправил. Сел рядом на кровать и стал носовым платком вытирать ей лицо.
— Анестезия будет держаться примерно час, потом опять заболит, но уже не так сильно.
Машка подобралась поближе ко мне, положила голову мне на колени. Я погладил ее по волосам, поцеловал в макушку.
— Надо ехать, пока анестезия действует.
Я откинул полотенце, слизнул выступившие кое-где бисеринки крови. Помог Машке одеться.
Утром она позвонила из школы.
— Как ты? — нервно спросил я.
— Ничего, сидеть только больно. Анька спрашивает, что со мной, я сказала, что отец побил. Она в шоке.
— Хорошо, много только не болтай. Раньше времени шум нам не нужен.
— Хорошо. И душ, конечно, вчера — просто инквизиция. Я помыться не смогла.
— Сегодня постарайся. Завтра приходи на квартиру, я буду ждать.
— Угу.
— Ну, пока. Целую.
— Пока. Подожди!
— Да?
— Я тебя люблю.
— Я тоже тебя очень люблю, солнышко.
— Мы ведь победим? Ты ведь меня заберешь?
— Не бойся, заберу. Скоро на море поедем.
— Пока.
— Пока, Машунь. Подожди!
— Что?
— Постарайся пару двоек получить. А то и бить тебя не за что.
— Ну, двойка не пятерка, это запросто. А по какому?
— По любому предмету.
— О’кей, целую.
Я засмеялся,
Имя Константина Ханькана — это замечательное и удивительное явление, ярчайшая звезда на небосводе современной литературы территории. Со времен Олега Куваева и Альберта Мифтахутдинова не было в магаданской прозе столь заметного писателя. Его повести и рассказы, представленные в этом двухтомнике, удивительно национальны, его проза этнична по своей философии и пониманию жизни. Писатель удивительно естественен в изображении бытия своего народа, природы Севера и целого мира. Естественность, гармоничность — цель всей творческой жизни для многих литераторов, Константину Ханькану они дарованы свыше. Человеку современной, выхолощенной цивилизацией жизни может показаться, что его повести и рассказы недостаточно динамичны, что в них много этнографических описаний, эпизодов, связанных с охотой, рыбалкой, бытом.
Эван Хансен обычный школьник. Он боится людей и страдает социальным тревожным расстройством. Чтобы справиться с болезнью, он сам себе пишет письма. Однажды одно из таких писем попадает в руки Конора, популярного парня из соседнего класса. Вскоре после этого Конор умирает, а его родители обнаруживают клочок бумаги с обращением «Дорогой Эван Хансен». С этого момента жизнь Эвана кардинальным образом меняется: из невидимки он превращается в лучшего друга покойного и объект горячих обсуждений. Вот только есть одна проблема: они никогда не дружили.
В настоящее время английский писатель Роальд Даль является хорошо известным для русскоязычных читателей. Его много переводят и издают. Но ещё относительно недавно было иначе… В первой половине 90-х, во время одного из моих визитов в Германию, мой тамошний друг и коллега рассказал мне про своего любимого в детстве писателя — Роальда Даля, и был немало удивлён, что я даже имени его не знаю. На следующий день он принёс мне книгу на английском и все мои вечера с этого момента заполнились новым писателем.
Быт и нравы Среднего Урала в эпоху развитого социализма. Занимательные и поучительные истории из жизни послевоенного поколения. Семья и школа. Человек и закон. Тюрьма и воля. Спорт и характер. Становление героя. Содержит нецензурную брань единичными вкраплениями, за что и получила возрастное ограничение, но из песни слов не выкинешь. Содержит нецензурную брань.
Донбасский шахтерский город, жители которого потомственно занимаются угледобычей, оказывается на линии противоборства двух враждующих сторон. Несколько совершенно разных людей: два брата-шахтера, чиновник Министерства энергетики и угольной промышленности, пробившийся в верхи из горных инженеров, «идейный» боец украинского добровольческого батальона, полковник ВСУ и бывший российский офицер — вольно или невольно становятся защитниками и разрушителями города. Книга содержит нецензурную брань.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.