Опекун для юной девы - [38]

— Не пускаю тебя в свою жизнь, да? — вздыхает, не поднимая глаз. И не дожидается ответа. — Вот такой я нехороший, — бессильно вздыхает снова.

— Это было… грубо, — наконец отмирает девочка. — Я ничем не заслужила!

— Прости.

Она снова молчит.

— Ну а хочешь… — он поднимает голову, озаренный пришедшей идеей, — хочешь, я покажу тебе свой мир, свой дом — там, за Бездной? Вообще-то это строжайше запрещено, но мы ведь никому не скажем, правда?

— Как покажешь? — заинтересовалась.

Он встает и протягивает ей руку с заговорщицкой улыбкой:

— Идем.

Свою ладонь она ему в ответ протягивает и позволяет отвести себя… В его спальню??

— Не бойся, — ободряюще улыбается он, когда она замирает на пороге, — идем.

«А мы никому не скажем», — повторяет она про себя. Ну, в самом деле, он у нее в спальне был, и ничего. Да и вообще, вся квартира его, и ночь она в ней уже провела… Правда, незаметно подкралась следующая… Глупости. Она решительно делает шаг в его комнату. И вовсе здесь нет ничего необычного. Кровать не намного меньше ее. Шкаф чуть посолидней. Есть комод, на нем — безделушки всякие. А так — чисто и опрятно, как, впрочем, у него везде.

— Забирайся, — кивает он меж тем на кровать. — На середину, с ногами. Будет как кино, только еще интересней.

Аня немного неуверенно смотрит на его ложе. Застеленное, кстати. Покрывало приятного бежевого оттенка выглядит достаточно нейтрально, можно представить, что это просто диван. Ну а что, сесть здесь больше все равно некуда. Она забирается, усаживаясь по-турецки посередине кровати. Покрывало оказывается удивительно мягким, она даже проводит по нему руками.

— И куда смотреть?

— Одну минуту, мне надо настроить, — Аршез берет с комода подставку с сиреневым каменным шаром сантиметров десяти в диаметре, кладет перед Аней на кровать. — Держи, сейчас будем колдовать.

— Почему колдовать? — недоумевает она, разглядывая шарик. — А это вообще что?

— А это, Анют, телефон. Только по технологии моего народа, — он тоже забирается на кровать и осторожно садится у нее за спиной. Озадаченная его словами она практически не реагирует. Разве что спину чуть выпрямляет.

— Правда? — девочка крутит шар в руках. Действительно камень — холодный, тяжелый, цельный. Ни проводов… ничего.

— Правда, — он забирает у нее ретранслятор. — В отличие от человеческих аналогов, он передает не только звук, но и изображение. Поэтому, как только на наш вызов ответят, вместо части этой комнаты мы увидим совсем другие интерьеры. Так что не пугайся, ладно? Это только иллюзия.

— Думаешь, у нас видео не изобрели? — слова ее не впечатлили. — А кому мы будем звонить?

— Я ведь обещал тебе свой дом, верно? Тот, в котором я вырос? Значит, маме. Заодно вас и познакомлю.

— Ой! — Аня напрягается. — А что она… я…

— Мама не говорит по-человечески. Так что просто смотри. Если что-то заинтересует — спрашивай. Я все равно все переведу правильно — чтобы никто ничего ненужного не подумал. Договорились?

Она кивает. Он вновь кладет шар на подставку, держит над ним руку, сосредотачиваясь, находя среди сотен контактов самый дорогой, самый родной, самый близкий. И видит мамино лицо.

Аня вздрагивает. Потому что часть комнаты да даже часть кровати перед ними исчезает, обрываясь в пустоту. А дальше — тоже с какого-то немыслимого обрыва — начинается совсем другая комната, с другой мебелью. Небольшая, с деревянными стенами и арочным проемом вместо двери, украшенным необычным резным орнаментом. Еще более сложный и причудливый орнамент прорезал спинку широкого дивана, на котором сидела коротко стриженая девушка, судя по одежде — только что вернувшаяся с пляжа.

И это было совсем не как в кино. Не было экрана. Не было границы. Скорее, все походило на фантастическое совмещение пространства, словно два далеких фрагмента карты вдруг взяли и состыковали.

— Дэйдэ, — в голосе Аршеза явственно слышалась улыбка.

— Дэйдэ, — девушка тепло улыбнулась в ответ.

Быть Аршезу мамой она никак не могла, выглядела ничуть не старше. Однако их сходство было несомненным. Должно быть, сестра.

— Что ты творишь? — шептала между тем женщина, глядя на сына в обществе человеческой девы. — А если узнает кто? Да ты ж работу потеряешь без права восстановления!

— Имею право, — с улыбкой качал головой ее взрослый мальчик. — Она моя. Навсегда. Совсем. И она не гражданка Страны Людей. А я подписывал обязательства не разглашать наши технологии гражданам.

— То есть? — недоуменно хмурится женщина. — Погоди, так это правда? Слухи не лгут, тебе действительно подарили? Из чужих? Сам Владыка, лично?

— Мама, где я и где Владыка? — чуть улыбается он ее доверчивости. — Кто-то из его подчиненных внес меня в списки в связи с юбилеем, а он подписал не глядя, вот и все «лично». А девочку мне потом курьером доставили. И тоже не «лично». Набили целую машину, да и развозили, — не смог скрыть неприязни.

— Но это же не важно, Арик, все равно, такой почет, — она неправильно понимает его негатив.

— Видела б ты того урода, что их развозил, — про почет он даже не услышал. — А они маленькие, перепуганные, дрожащие…

— Да, некрупная, — мама пытается оценить подарок. — А ты уверен, что она взрослая?