Опечаленная родня - [2]

Танасие (разозлившись). Подумаешь, банкротом! В наше время и позначительнее и посильнее люди становятся банкротами, почему бы и мне не обанкротиться?

Вида. Хотя он и обанкротился, кум Агатон, тебя-то он ничем не обидел.

Агатон. Но я ведь не возражаю против этого, наоборот, если бы ты обанкротился и потом купил автомобиль, я снял бы перед тобой шапку. Но ты как-то не сумел, растерялся. Да еще обвинили тебя в неправильном ведении торговых книг.

Танасие. Ну, хоть бы и обвинили! Ведь не я вел книги, а бухгалтер.

Агатон. Разумеется, бухгалтер. Не об этом речь, это я только к слову сказал. Мы можем о тебе и вовсе не говорить, а вот спросим например, способен ли Прока управлять имуществом?

Прока (рассерженно). А почему бы нет, например?

Гина. Если можешь ты, кум Агатон, сможет и он.

Агатон. Ну, сможет, я не говорю, что не сможет, но только ты посмотри на него, каков он. Посмотри на него, пожалуйста! Тридцать лет сох в общинном архиве, выглядит, как изголодавшийся клоп, вылезший из старой кожи.

Гина. Ию-у-у!

Агатон. А уж если управлять имуществом, надо обладать глоткой, чтобы орать, надо обладать кулаком, чтобы стучать им по столу и перед адвокатом, и перед съемщиком, и перед мастером, который ремонтирует хозяйство.

Гина. Прости, кум Агатон, но я думаю, что мы пришли сюда не для того, чтобы оскорблять друг друга, а собрались в память покойного, чтобы погоревать, как полагается родне. (Плачет).

Сарка. Господи, кума Гина, опять ты плачешь?

Прока. Оставьте женщину, пускай поплачет; покойный ей родня, вот она и горюет.

Сарка. Но разве нет здесь родственников и кроме нее?

Трифун. Может быть, у женщины сердце мягкое.

Прока. Конечно!

Сарка. Коли так, Трифун, то и у меня сердце мягкое; все знают, какое у меня мягкое сердце, но ведь я не плачу.

Агатон. Прошу тебя, кума Гина, не считай за обиду то, что я сказал о Проке. Это так только, примера ради. Если ты принимаешь это так близко к сердцу, мы можем и не говорить о Проке. Можем взять, например, Трифуна.

Трифун. Ну-ка, давай послушаем!

Агатон. Пожалуйста, поручите ему управление имуществом. Попробуйте поручить ему…

Трифун. Не понимаю, почему бы и не поручить?

Агатон. Не обижайся, пожалуйста, ведь в своей семье мы можем быть откровенными. Потому, брат, что ты не выпускаешь карт из рук. У тебя руки заняты, не свободны, чтобы управлять имуществом.

Трифун. Я не проиграл, Агатон, ни одной твоей копейки.

Агатон. Не проиграл, действительно, не проиграл. Не думаю, чтобы ты проиграл хоть одну копейку и из денег покойного. Нет! Но, знаешь, как может случиться: получишь арендную плату, сунешь в карман, сядешь с приятелями, сдадут карты, и выпадет тебе туз. Ну, как теперь, сможешь ли ты не спустить арендную плату?

Трифун. Никогда!

Агатон. Не говорю, что ты сделаешь это по своей воле, но ведь, знаешь, как бывает: когда на руках туз, досадно упустить случай. А если и не так, пусть тебе не выпадет туз, пусть ты даже карт в руки не возьмешь, и все-таки, братец, ты должен признать – что не годится, то не годится!

Трифун. Не понимаю, почему?

Агатон. А потому, братец, что у тебя никакого дела нет. Сколько я тебя знаю, ты только «здешний». Трифун Спасич, здешний. Никогда ничем ты не занимался.

Трифун. А зачем?

Агатон. Ну, конечно, тебе это не нужно. Занятие – только обуза для человека. Но если, братец, нет у тебя никакого занятия, ты не можешь быть опекуном. Ей-богу, не можешь! А когда мы и тебя исключим, скажите, кто у нас останется?

Mича. Как кто, а я? Разве я не существую?

Агатон. Существуешь, я не говорю, что не существуешь, но существуешь вроде как в воздухе.

Mича. Как, в воздухе? Что вы имеете в виду?

Агатон. Понимаешь, ухватить тебя не за что…

Мича. Не знаю, зачем вам понадобилось хвататься за меня?

Агатон. Ну, хорошо. Я хочу сказать: у тебя никак не держится наследство. Ты получил поело отца много денег, и все они каким-то образом уплыли, все уплыли от тебя.

Мича. Я учился на эти деньги.

Агатон. Учился, правильно, только дорого обошлось тебе это учение, и, самое главное, не вижу я, какая тебе от него польза. Службы у тебя нет, ремесла ты никакого не знаешь, никаких прибылей не имеешь.

Мича. Нет пользы, я не говорю, что есть, но в конце концов человек учится вовсе не для того, чтобы извлекать какую-то пользу, а просто, чтобы стать образованным.

Агатон. Ну вот, именно потому, что ты образованный человек, ты и не сможешь распоряжаться имуществом. Одно дело – учение, другое – имение. В школе ты можешь выучиться, как делать химию, но не сможешь научиться, как получить арендную плату от съемщиков, если они, например, ночью сбежали и унесли вещи.

Трифун. Что же это, один не годится, другой не годится, этот – то, а тот – это; другими словами, если хорошенько перетасовать карты, окажется, что только Агатон способен управлять имуществом.

Агатон. Так и есть, Трифун! Знаешь ли ты, что такое волость на пятьдесят две тысячи триста семьдесят четыре жителя? Пятьдесят две тысячи триста семьдесят четыре жителя, а стоит мне только крикнуть: «Смирно!» – и все пятьдесят две тысячи триста семьдесят четыре жителя становятся во фронт, смотрят мне прямо в глаза и дрожат. Дрожат, а то как же! Вот, дорогой Трифун, что значит управлять!