Опасный круиз - [19]

— Мы вернемся не поздно, — сказал Эдвард Верритон. — Наверное, около пяти. Но вы, Джоанна, не торопитесь. Мистер Крейг говорит, что они будут на пароходе никак не раньше семи, так что Кенди и Гил могут лечь спать попозже, чего они так давно жаждут.

Я что-то ответила, с трудом представляя себе, как теперь буду смотреть ему в глаза, и последовала за Кенди и Гилом вниз по крутому трапу на пристань, а потом через впечатляющее современное здание на улицу, на огромную бетонированную площадку, где ожидало необозримое количество автобусов и такси.

Неаполь… Я люблю побродить одна, но совсем не то, когда тебя таскают с места на место вместе с тридцатью пятью другими людьми, которые толкаются и дышат тебе в затылок. Во всяком случае, у меня болела голова и было скучно. Впрочем, меня, разумеется, взволновал вид Castel Nuovo, Palazzo Reale и высокого современного небоскреба неподалеку, который составлял такой разительный контраст со старыми постройками.

Все время, пока нас возили по главным улицам и площадям Неаполя, стояла удушливая жара и по-прежнему был сильный туман. Мы побывали в Национальном музее… постояли на холме Вомеро, хотя почти ничего не было видно. Мы вернулись на пароход по Via Partenope, когда туман только начинал рассеиваться. В мглистой дымке на той стороне залива стали постепенно проступать очертания Везувия.

Кенди и Гил все утро попеременно дурачились; словом, я так и не почувствовала, что я в Неаполе. Это и неудивительно, когда отправляешься знакомиться с городом на огромном сверкающем экскурсионном автобусе, надежно застрахованной от любого соприкосновения с его жизнью. У меня не было времени даже на то, чтобы остановиться и сориентироваться. Я позавтракала вместе с детьми, а потом помогла им собраться, чтобы идти с Крейгами.

И только после полудня, когда по палящему зною мы с Чарльзом отправились в путь, я ощутила, что действительно дышу воздухом Италии. Еще на пароходе мы выяснили, что поезда в Пуглиано, маленький городок, где находится Геркуланум, отправляются со Stazione Circumvesuviana, а благодаря карте, мы оба, кажется, неплохо ориентировались.

Чарльз уверенно направился в сторону выхода из порта через почти безлюдную в этот час бетонированную площадку.

— Я так рад, что ты смогла прийти, Джоанна, — сказал он.

— Я тоже, — искренне ответила я. Мне уже стало лучше и страшно хотелось прокатиться по Неаполю па трамвае в окружении простых итальянцев.

— Сегодня утром я выходил немного прогуляться, — продолжил Чарльз. — Должен сказать, что просто противно было пробиваться через этих зазывал у выхода. Часть их, кажется, ушла на сиесту, по некоторые, я вижу, все еще там околачиваются. Я возьму тебя под руку, и мы не задерживаясь пройдем к трамвайной остановке.

У выхода он, действительно, уверенно подхватил меня под руку. Нас немедленно окружили несколько смуглых мужчин.

— Хотите прокатиться на Via Roma? Масса прекрасных магазинов. Угодно совершить прогулку к Везувию? Желаете…

— Спасибо, нет, — сказал Чарльз, ожидая перерыва в сильном движении, чтобы перейти улицу. Мы изнывали от жары… под ногами клубилась пыль. Все вокруг выглядело отнюдь не романтично, но я ощутила вдруг странное удовлетворение, потому что везде, кроме Италии, я всегда чувствовала себя изгоем. Мне не нравились лица этих зазывал… Мне не нравились их голоса. Я знала, что они здесь для того, чтобы обдирать простаков, но они не были ненавистны мне за это. Неаполь… Бедность, послевоенная разруха… столько бездомных детей, которые, может быть, выросли вот в этих мужчин с порочными лицами.

Машины остановились и, перейдя улицу, мы подошли к трамвайной остановке. Двое из них увязались за нами.

— Вы англичане? Вы задираете нос. Вы не друзья. Желаете?..

— Оставьте нас в покое, пожалуйста, — все еще вежливо сказал Чарльз. Потом сказал то же самое на французском, которым, как он мне признался, хорошо владел. Французским и немецким, сказал он; еще немного итальянским.

Один из мужчин сказал что-то очень неприличное на своем языке. Он просто нарывался на ссору. И, не раздумывая, я сказала что-то замечательно неприличное в ответ. Я на секунду снова стала той Джоанной, которая скиталась по Милану, бродила по улицам Рапалло, — той самой Джоанной, которая, пока изучала итальянский, успела, главным образом благодаря своей дружбе с Джованни, сыном садовника на вилле, подцепить немало нелитературных словечек; знай об этом родители, они бы вряд ли меня похвалили.

И вот сейчас, на знойной неаполитанской улице, все это неожиданно вернулось ко мне, и я разрешила себе высказать тому типу все, что мне только пришло в голову. Они буквально отпрянули от нас, уставившись на меня в немом изумлении. Как раз в этот момент подошел трамвай и мы протиснулись внутрь. Народу было много, и пришлось стоять.

Чарльз со странным выражением лица сунул мне в руку сколько-то лир.

— Вот. Ты заплатишь? Я не знал, что ты говоришь по-итальянски.

Сдавленная в этом гремящем, раскачивающемся трамвае, я поняла, что наделала. От той миленькой недалекой простушки, наружность которой я так старалась поддерживать, не осталось и следа. Только что я отшила двух наглых неаполитанских зазывал. Я чувствовала, как краска заливает мое пылающее лицо и шею.