Опасный дневник - [72]
Опять вздор.
А-а, вот, кажется, не вздор:
«Никита Иванович изволил долго разговаривать со мною о нынешнем генерал-прокуроре князе Вяземском и удивляться, как Фортуна его в это место поставила; упоминаемо тут было о разных случаях, которые могут оправдать сие удивление…»
«Хорошо, что еще рассказов моих не записал, — подумал Панин. — В большое удивление пришел бы князь Вяземский, узнав о таком отзыве! Ай да Порошин! Вот ведь что делает! Любишь писать — пиши в журнале академическом, помогай отцу Платону составлять проповеди, наконец, сплетай стихи. Но людей государственных не трогай и говоренное ими другим не переноси!
А ну, как чужестранцы о том дневнике сведают? Какой крик, поди, в газетах подымут! И тогда уж всем, кто при его высочестве состоял, достанется в полную меру…
Да они попросту опасны, эти записки! Смотри-ка, дальше о том, что было на половине императрицы»:
«Разговор тут зашел, кто как проворен и у кого кости гибки. Государыня изволила сказывать, что она ногою своею за ухом у себя почесать может. Его высочество Делал из пальцев своих разные фигуры. Фельдмаршал граф Петр Семенович Салтыков правой своей ногой вертел в сторону, а правою же рукою в другую в одно время. Многие старались то же сделать — не могли. Граф Григорий Григорьевич разные такие ж делал штучки…»
«Ну как вам это нравится? — думал Панин. — Конфуз и карикатура: самодержица всея Руси, ее императорское величество государыня-императрица Екатерина Алексеевна чешет ногой у себя за ухом! Картина соблазнительная и постыдная. И я не помню, чтобы государыня так говорила, это злостные выдумки. А какие фигуры из пальцев мог делать великий князь? Дулю, конечно… Каково неприличие!»
Этот дневник будто бы посвящен наследнику престола, а на самом деле вперед выдвинулся Порошин — и всех заслонил. Подлинно, что сочинителю — полная воля. О нем, о Панине, писано часто и тон почтительный, но как обер-гофмейстер и руководитель воспитания великого князя он совсем не виден. Зато многие речи, говоренные Порошину доверительно, записаны. Если государыня те речи прочтет, нехорошо, они для нее не предназначались…
Когда великий князь войдет в возраст и дневники посмотрит — кто знает, чьи мнения ему понравятся, а чьи нет. По характеру его будет этот государь на расправу скор, и что с теми людьми под горячую руку сделает? Нет, записки никому дельной услуги оказать не могут.
А ежели так — зачем их и вести?
Порошин едва дождался утра.
Великий князь проснулся поздно, был сердит оттого, что проспал. Порошин думал о тетради, отвечал невпопад на его вопросы и прислушивался к шагам: не идет ли Никита Иванович? Помощи в поисках он, разумеется, не ждал, но сообщить о пропаже был обязан.
Панин навестил великого князя в десятом часу, велел ожидать карету и величественно удалился. Порошин шагнул вслед за ним в залу.
— Ваше сиятельство! — сказал он. — Разрешите доложить о нечаянном происшествии.
— Что-то случилось с великим князем? — спросил Панин.
— Никак нет, со мною. Из моих вещей пропала тетрадь дневных записок, кои веду я, чтобы сохранить потомству историю детства его императорского высочества.
— Историю? Ну-ну! И что же?
— Тетрадь из комнаты пропала, ваше сиятельство.
— Экая неосторожность! Там были важные записи?
— Течение дня его высочества подробно изображалось, а более ничего, государственную важность имеющего. Прикажите сыскать, ваше сиятельство!
— У меня в Коллегии иностранных дел сыщиков нет, — сказал Панин. — А у государыни просить не стану. Ей такие записи вряд ли будут по нраву, особливо ежели они из дворцовых покоев исчезают. Но ведь не все записки ваши пропали, что-то и осталось?
— Так точно, ваше сиятельство. Старые тетради все целы и в моей квартире на ключ затворены.
— Принесите мне из тех записок, что у вас хранятся, господин полковник Порошин, дневник последних недель, скажем — с Пасхи начиная. Надо же знать, какая история рядом со мною пишется! А о пропаже вашей забудем, будто не случилось ее, — и все тут.
— Слушаюсь, ваше сиятельство! — ответил Порошин и повернулся налево кругом.
Дорогой в столицу, за обедом у великого князя, во время урока и возвратившись к себе, в краснощековский дом, Порошин соображал, как быть ему с подневными записками.
Он перелистывал исписанные тетради.
Отчеты были подробные и свидетельствовали не только о том, что делал и что сказал Павел, но и о том, кто к нему приходил и о чем разговаривали гости. Часто упоминалось о поступках и приказах Никиты Ивановича, немало места отводилось наблюдениям и мыслям составителя записок, и не его, наверное, вина, что на страницах рукописи он частенько выглядел умнее и дальновиднее своих собеседников…
Порошин перечитал написанное под двадцать первым апреля:
«Наконец разговорилися мы о неустрашимости. Его превосходительство Никита Иванович о себе сказывал, что он с тех пор, как рассуждать начал, не памятует, чтобы какое происшествие его смутило и чтобы он в сердце своем боязнь почувствовал. Зашли и далее в сие рассуждение, и говорили, что между дерзостью и неустрашимостью справедливое различие делать надобно».
Верно, именно так говорил Никита Иванович. Но за столом, в устных речах, мысль его о том, что ничего ему в жизни не страшно, была пристойно спрятана меж других мыслей, а в краткой записи обнажилась и Никиту Ивановича как бы хвастуном аттестовала. Притом — разве царского гнева его превосходительство не боится? Если и не боится, то опасается…
Название новой книги говорит и о главном её герое — Антиохе Кантемире, сыне молдавского господаря — сподвижника Петра I, и о его деятельности поэта-сатирика, просветителя и российского дипломата в Англии Фракции.
Александр Западов — профессор Московского университета, писатель, автор книг «Державин», «Отец русской поэзии», «Крылов», «Русская журналистика XVIII века», «Новиков» и других.В повести «Забытая слава» рассказывается о трудной судьбе Александра Сумарокова — талантливого драматурга и поэта XVIII века, одного из первых русских интеллигентов. Его горячее стремление через литературу и театр влиять на дворянство, напоминать ему о долге перед отечеством, улучшать нравы, бороться с неправосудием и взятками вызывало враждебность вельмож и монархов.Жизненный путь Сумарокова представлен автором на фоне исторических событий середины XVIII века.
На седьмом десятке лет Гавриил Романович Державин начал диктовать свою автобиографию, назвав ее: "Записка из известных всем происшествиев и подлинных дел, заключающих в себе жизнь Гаврилы Романовича Державина". Перечисляя свои звания и должности, он не упомянул о главном деле всей жизни — о поэзии, которой верно и преданно служил до конца дней.Книга А. Западова посвящена истории жизни и творчества яркого, самобытного, глубоко национального поэта.
Посвящена Новикову Николаю Ивановичу (1744–1818), русскому публицисту и издателю.
Жизнь главного героя повести Павлика Попова волею автора вмещается на страницах книги в одни сутки изнурительного труда. И столько забот и ответственности легло на плечи мальчика, сколько не каждый взрослый выдержит. Однако даже в этих условиях живет в нем мечта — стать огранщиком, чтобы радовались люди, глядя на красоту созданного природой и доведенного до совершенства руками человека изделия из камня. Герой повести — лицо не вымышленное. Именно он, Павлик Попов, нашел в 1829 году на Урале первый отечественный алмаз. За свою находку пожалован Павлик «вольной». Неизвестна дальнейшая судьба мальчика, но его именем назван в 1979 году крупный алмаз, найденный в месторождении «Трубка мира». Адресуется книга школьникам среднего и старшего возраста.
Онора выросла среди бескрайних зеленых долин Ирландии и никогда не думала, что когда-то будет вынуждена покинуть край предков. Ведь именно здесь она нашла свою первую любовь, вышла замуж и родила прекрасных малышей. Но в середине ХІХ века начинается великий голод и муж Оноры Майкл умирает. Вместе с детьми и сестрой Майрой Онора отплывает в Америку, где эмигрантов никто не ждет. Начинается череда жизненных испытаний: разочарования и холодное безразличие чужой страны, нищета, тяжелый труд, гражданская война… Через все это семье Келли предстоит пройти и выстоять, не потеряв друг друга.
В 1959 году группа туристов отправилась из Свердловска в поход по горам Северного Урала. Их маршрут труден и не изведан. Решив заночевать на горе 1079, туристы попадают в условия, которые прекращают их последний поход. Поиски долгие и трудные. Находки в горах озадачат всех. Гору не случайно здесь прозвали «Гора Мертвецов». Очень много загадок. Но так ли всё необъяснимо? Автор создаёт документальную реконструкцию гибели туристов, предлагая читателю самому стать участником поисков.
Мемуары де Латюда — незаменимый источник любопытнейших сведений о тюремном быте XVIII столетия. Если, повествуя о своей молодости, де Латюд кое-что утаивал, а кое-что приукрашивал, стараясь выставить себя перед читателями в возможно более выгодном свете, то в рассказе о своих переживаниях в тюрьме он безусловно правдив и искренен, и факты, на которые он указывает, подтверждаются многочисленными документальными данными. В том грозном обвинительном акте, который беспристрастная история составила против французской монархии, запискам де Латюда принадлежит, по праву, далеко не последнее место.
Эта история произошла в реальности. Её персонажи: пират-гуманист, фашист-пацифист, пылесосный император, консультант по чёрной магии, социологи-террористы, прокуроры-революционеры, нью-йоркские гангстеры, советские партизаны, сицилийские мафиози, американские шпионы, швейцарские банкиры, ватиканские кардиналы, тысяча живых масонов, два мёртвых комиссара Каттани, один настоящий дон Корлеоне и все-все-все остальные — не являются плодом авторского вымысла. Это — история Италии.