Опасности вопреки - [24]

Хотя его прикосновения не давали ей остыть, она пробормотала:

— Я не сказала, что боюсь или смущаюсь, но… но… — она лихорадочно подыскивала точку опоры, — но почему мне одной наслаждаться действием? Это несправедливо. Ты же сам говорил, что одноактная пьеса не может быть возбуждающей.

— Чертовски возбуждающая. — Его рука снова нацелилась вверх, когда он наклонился ближе и, губами прикусив мочку уха, прошептал: — Мне никогда не надоест быть внутри тебя, Джен. Чувствовать твой жар, твою тесноту. Держать тебя и наблюдать, как ты возносишься к вершине.

Она застонала от возбуждения, зажала его надвигающуюся ладонь между бедрами, пока он окончательно не погубил ее, и не дала ему сказать больше ни слова, заткнув рот поцелуем. Но поцелуй только ухудшил дело, подтолкнув их обоих дальше к головокружительному безрассудству. Его ладони сминали тонкую ткань платья под блейзером, он ласкал грудь, перекатывая между пальцами затвердевшие вершины.

Словно стрелы молний, ощущения пронзали и опаляли ее. Как легко было бы отдаться ему!

Взрыв смеха зрителей привел ее в чувство. Здесь не место предаваться страсти. Хотя снизу из зала видны лишь их головы, они могут не заметить, как официантка или кто-то еще будет подниматься по лестнице. Потрясенная своим грехопадением, она прервала поцелуй, перехватила руки Трева на своей груди и переплела с ним пальцы, надежно удерживая их.

— Ты восхитительный мужчина, Трев Монтгомери, — сказала она дрожащим, задыхающимся шепотом. — Мне не нужен фактор риска, чтобы получить наслаждение. Что скажешь насчет того, чтобы нам отправиться на поиски кровати? — Эта идея показалась ей просто блестящей.

Он слегка отстранился и напряженно уставился на нее. В этом взгляде было недоумение.

— Что случилось, Джен? — Кривая улыбка углубила морщинки вокруг рта, но не смягчила напряженность взгляда. — Струсила?

Ни один мужчина никогда так не раздражал ее! Правда, они всегда любили поддразнивать друг друга. Отдернув руки, она гневно зыркнула на него.

— Нет, я не струсила. Но я и не рехнулась. Почему, по-твоему, меня еще не арестовали, как других девушек «ночной смены», которых я знаю? Потому что я соблюдаю осторожность.

— Например, занимаясь сексом в лифте? — Он держал палец на кнопке! — Почему бы тебе не признаться, что ты не делала всех этих вещей — и никогда не сделаешь, — и если даже ты и продавалась кому-то, то только мне?

О, этому не будет конца. Он опять взбирается на своего белого коня, облаченный в сияющие доспехи, готовый мчаться ей на выручку, хочет она того или нет.

— Найди нам лифт, — бросила она вызов, — и посмотрим, кто первый пойдет на попятный.

— Я не намерен держать кнопку лифта, когда ты в моих руках. — Его взгляд прожигал ее насквозь. — Для моих пальцев найдется занятие получше.

Предательская волна жара прокатилась по ней, прихлынув к лицу, и она отвернулась, не уверенная, что темнота скроет ее яркий румянец. Он взял ее за подбородок и приподнял лицо.

— Ну, перестань, Джен. Ты же знаешь, нам не нужен лифт. Официантка сказала, что не потревожит нас во время спектакля, и никому снизу не видно, что делается под этим столом. Темно. Мы одни. И все, что нужно, у нас здесь. Ты, я, — он полез в задний карман и бросил на стол маленький пакетик из фольги, — и все необходимое.

Она разинула рот. Презерватив! С ума сошел! Дженифер посмотрела на него и поняла, что может отказать ему, тогда он поймет, где предел ее сексуальной смелости, и это будет означать, что она наврала про все свои похождения. Или, может, продолжить игру и найти предел его сексуальной смелости? То, что он проделал парочку дерзких штучек под столом, не означает, что он действительно займется сексом в кабинке ресторана, полного людей. Она в это не верит.

— Пока я подготовлюсь, — пробормотал он, беря пакетик со стола и окидывая ее намеренно непристойным взглядом, — почему бы тебе не снять эти хорошенькие красные трусики? Если ты, конечно, не хочешь подождать моей помощи.

Никто, кроме Трева Монтгомери, не умел так разжечь ее гнев и чувственность одновременно.

Ощущая себя горячей и возбужденной, она подцепила пальцами кружевную полоску и, немного поерзав, стащила шелковый треугольник вниз, сбросила туфли и наклонилась, чтобы поднять вещицу. Затем выпрямилась и помахала ею перед ним, словно победным красным флагом.

Она едва сдержалась, чтобы не заявить: «Шах и мат».

Легкая улыбка изогнула его рот, но глаза стали еще жарче и темнее, когда взгляд скользнул по ее телу, напоминая ей, что она обнажена под тонким платьем, прикрытым блейзером лишь до середины бедра. И он уже прикасался к ней интимно: кровь все еще бурлит от его дерзких манипуляций под юбкой.

Он забрал у нее трусики и бросил их рядом с собой на сиденье, смял пустой пакетик и положил его в пепельницу, затем обнял ее за талию и притянул ближе. Ее пульс участился. Кровь забурлила.

— Подтяни ноги под себя, — распорядился он коротко.

Удивленная подобным указанием, она подчинилась.

— Теперь обними меня за шею.

Она снова сделала, как он сказал, слегка приподнявшись на коленях. Оказавшись с ним лицом к лицу, она вглядывалась в его глаза, ища признаки того, что он скоро прекратит игру, но жар, пульсирующий между ними, был настолько напряженным, что она почти тут же упустила из виду свою цель.