Опасность предельного уровня - [11]

– Комедию ломать они любят, – согласился Джабраил. – А что с документами? Проблемы были?

– Я этот вопрос сразу заострил. Начальнику сказал, что уговаривал парней и без документов сдаться, потому что у каждого родни полно – опознают. Если я обещал, что все будет в порядке, получается, что это обещал он, раз мы вместе с ним дело делали. Он купился.

– Про Юрку Шкурника разговора не было?

– А что со мной об этом говорить. Об этом с ними в ФСБ говорить будут. Завтра еще и из прокуратуры пожалуют. Тоже Косым Шкурником интересоваться будут.

– Пусть интересуются. Ты сказал, что говорить?

– Всю правду. Где базы. Что планирует.

– Хорошо бы, чтобы данные до кадыровцев дошли. Тогда его живым брать не будут. Шкурник участвовал во взрыве старшего Кадырова.

– Должны дойти, кадыровцы на каждую «сдачу» приезжают. Пополнение ищут.

– Это плохо. Наши не уйдут?

– Особо предупреждал. Хотят заниматься строительством. Воевать надоело. Да они и по возрасту не тянут. Старичье.

– Будем надеяться. Завтра утром, как вернешься, сразу расскажи...

2

– Есть какие-то соображения? – спросил Басаргин, когда все ознакомились с текстом, присланным из Лиона. – Начнем с главных знатоков «чеченского вопроса»... Итак, мы слушаем наших славных представителей армии, пока они еще представляют ее и не стали полностью представителями международных ментов...

Александр Игоревич во время размышлений и анализа ситуации любил медленно ходить по кабинету от двери до окна. Во время таких «прогулок», как сам он утверждал, лучше думается благодаря идеомоторному акту. Сейчас в кабинете было тесно. Тем не менее прогулку он уже начал, с единственным отступлением от обычных правил – пришлось слегка лавировать между стульями, но это не слишком ему мешало.

– Нового мало. – Подполковник Сохно первым высказал мнение знатоков «чеченского вопроса», полагая, что такой термин вполне заслужен, поскольку группа полковника Согрина несколько последних лет, исключая небольшие перерывы, проводила именно там. – Начнем с самого главного. Боевики, сложившие оружие, оружия, как правило, не складывают. Видели бы вы, что за оружие они сдают. Автоматы, из которых никто стрелять не решится, потому что там весь затвор ржавчиной проеден. И остальное такое же, даже ножи. Бывают, правда, исключения, но чаще боевое оружие они прячут.

– Думаю, в большинстве просто на всякий случай, – добавил полковник Согрин, на котором в отличие от Сохно гражданский костюм сидел вполне сносно. – Они приходят на «сдачу», потому что им самим воевать надоело и чувствуют уже, что толку от их войны мало... Может быть, даже не так... Так только говорят, а в подсознании сидит другое... Не толку от войны мало, а их война стала слишком опасной для них самих... Они по-настоящему сдаются... Но, если будет новая большая война, готовы на нее пойти со спрятанным оружием... Вот и все... Однако вопрос оружия вовсе не главный. Тут еще один вопрос есть, и очень существенный...

– Какой – я думаю, понимаю, – сказал Басаргин.

– Его трудно не понять, – поддержал своих товарищей Кордебалет. – Вся эта заварушка в Чечне длится больше пятнадцати лет. Среди боевиков только старшее поколение умело когда-то работать и имело гражданские профессии. Остальные выросли во время войны из детей и подростков и просто не имели возможности гражданские профессии, как и образование в пределах начальной школы, получить. Они гвоздь вбить не могут, потому что не знают, каким концом он вбивается в стену, а по какому концу следует молотком стучать. Да и сам молоток в руках никогда не держали. И имеют единственный устойчивый навык – убивать и грабить. Ну, предположим, часть из них пойдет куда-то служить... Кадыровцам или в милицию... Но там, понятное дело, тоже хлеба на всех не хватит. Республика невелика, собственной армии не имеет, и ей просто ни к чему такие мощные силы безопасности... Но и учиться забивать гвозди им тоже не слишком хочется. Более того, они рабочих людей от всей своей абрекской души презирают. Не любят они, честно говоря, это дело. И что мы в итоге получим? Мы получим тех же самых боевиков, которые, за неимением возможности жить в Чечне так, как они привыкли, разъедутся по России, чтобы укрепить силовые составляющие чеченских диаспор в российских городах – станут заниматься рэкетом или откровенным грабежом. Вот результат подобной амнистии, при которой государство, чтобы вытащить из грязи одну ногу, ставит этой ногой себе же подножку.

– Вот за такие-то мысли вас всех и выгнали на пенсию... – пробасил Доктор Смерть. – Впрочем, я соглашусь с тем, что человек пенсионного возраста гораздо более мудр, чем действующий государственный чиновник... Он чужие ошибки видит, а чиновник на своих не учится до тех пор, пока по шее не получит...

– Чувствуется, что ты давно уже с армией расстался, – не остался в долгу подполковник Сохно. – Думаешь, что российская армия сильно отличается от советской. Твои мысли никого не интересовали там, как не интересуют здесь. И за это из армии не выгоняют. Ни просто так, ни на пенсию...

– Ладно, оставим пикировку. – Басаргин предпочел быть серьезным. – Джабраил Алхазуров желает не просто усилить составом чеченский рэкет в России. У него свои конкретные планы, в которых он хочет использовать амнистию как прикрытие. Что мы должны предпринять? Основная задача естественна. Необходимо отыскать Алхазурова, поскольку сам он амнистии не подлежит... Или хотя бы его следы. Проконтролировать все его связи, взять под пристальное наблюдение весь район, где он имеет влияние. Отыскать тех, кто с ним был наиболее тесно связан. Работы, я понимаю, на целую правоохранительную систему. И потому действовать нам придется в открытую со всеми возможными заинтересованными структурами.