Опасное знание - [3]

— Ну как, уже прочел? — спросил Герман.

Он имел в виду решение членов ученого совета. Я объяснил ему обстановку.

— Ничего другого от Хильдинга и не дождешься, — сказал он.

Потом появился прецептор Манфред Лундберг, который читал первый раздел гражданского права. Он тоже участвовал в конкурсе и был наиболее вероятным претендентом на вакантную должность профессора. Лундберг всегда был одет с иголочки, ходил в жилете и носил карманные часы на тонкой золотой цепочке. Здороваясь, он каждому из нас пожал руку. Этим он подчеркнул, возможно даже бессознательно, что между ним и нами уже есть определенная дистанция. Усевшись за стол, Лундберг вынул бумажник и карандаш, потом достал маленькую записную книжечку и аккуратно записал в графу расходов стоимость кофе и одного бутерброда с сыром. Манфред Лундберг был не из тех, кто бросает деньги на ветер. Обычно мы подтрунивали немножко над этой его склонностью к бухгалтерии. Мы и на этот раз отпустили несколько шуточек в его адрес. Но Лундберг, как обычно, лишь бегло улыбнулся и сказал, что он любит во всем порядок и потому записывает свои расходы.

Мэрта помахала кому-то рукой. У буфета стоял Ёста Петерсон. Казалось, ему не очень хочется садиться за наш стол. По всему своему облику Ёста Петерсон был чрезвычайно ярким представителем шведской деревни: крупный, немного неуклюжий, склонный к полноте, сидячая жизнь явно была не для него. У него были белокурые волосы и румяные щеки, а лицо казалось добродушным и настороженным в одно и то же время. На нем была фланелевая куртка серовато-голубого цвета, а вместо галстука — бабочка. Он заметно отличался ото всех нас. Мы предпочитали темные костюмы различных оттенков. Ёста Петерсон был прецептором и читал второй раздел гражданского права в Лунде. А здесь, в Уппсале, он временно замещал вакансию профессора, ведущего первый раздел гражданского права. На эту должность мы и претендовали.

Вскоре у нас развязались языки. Пятый претендент казался моложе нас всех. Впрочем, мы с Эриком Берггреном были почти ровесники. Но он выглядел моложе своих лет, потому что, во-первых, у него была стройная, спортивная фигура, а во-вторых, он одевался, как обычно одеваются студенты. На нем была замшевая куртка с расстегнутой до середины молнией, светлая клетчатая рубашка и серый галстук. Он тоже был белокурый, как и Ёста Петерсон, немного, пожалуй, потемнее. У него были резкие черты и водянисто-голубые глаза. Он знал об этом и никогда не смотрел в глаза своему собеседнику. Может быть, поэтому взгляд его постоянно блуждал и никак не мог остановиться на одном каком-нибудь предмете. И вид у него всегда был как будто удрученный.

Прошло уже почти полчаса, и вот, наконец явился Хильдинг Улин с перепечатанными под копирку мнениями членов ученого совета о наших работах. Каждый получил по экземпляру. Мы тотчас же набросились на них и стали читать: Герман — яростно, Манфред — внимательно, Ёста — добродушно, Эрик — нерешительно, а я — цепенея от волнения. Я даже не заметил, как Хильдинг уселся за нашим столом. Мне не терпелось поскорее узнать, что это за сюрприз, о котором говорил Рамселиус. И вдруг я все понял. Оказывается, он поставил меня первым в списке кандидатов на профессорскую должность. Это было просто непостижимо. Впрочем, ведь я был его учеником и в своей работе как-никак использовал разработанный им метод. Два других члена ученого совета, Нурдин и Булиндер, поставили первым Манфреда, а Ёсту вторым. У Рамселиуса же вторым был Манфред, а Ёста третьим. Я шел третьим у Нурдина и четвертым у Булиндера, тогда как Эрик был третьим у Булиндера и четвертым у Нурдина. Германа все члены ученого совета поставили на последнее место. Но во всяком случае, он был признан вполне компетентным в своей области права. Затем я пробежал глазами отзывы членов ученого совета на конкурсные работы. Два моих труда о разделе недвижимого имущества и праве наследования получили, в общем, благосклонный прием, если не считать замечаний Булиндера. Трактат Манфреда о комиссионном вознаграждении был назван «подлинно научным исследованием». Подавляющее большинство выводов, которые он сделал, были признаны вполне обоснованными. Работу Ёсты о компенсации за понесенные убытки Нурдин и Булиндер назвали «чрезвычайно интересной», тогда как Рамселиус охарактеризовал ее как «весьма примечательную в связи с давно устаревшим методом анализа, который применен господином Петерсоном». Об Эрике было сказано, что в своей работе, посвященной проблеме тождества в гражданском праве, он указал на новый и весьма важный казус, что может иметь немалое практическое значение. Следовательно, на Эрика смотрели как на многообещающего молодого ученого. Что же касается Германа, который писал лишь о трудовом праве, то его можно было сбросить со счетов. Он был мне не опасен.

Читая этот своеобразный документ, Ёста Петерсон комментировал его отрывистыми возгласами и проклятиями, причем последние, очевидно, адресовались Рамселиусу. Потом он повернулся к Манфреду и хотел пожаловаться ему на людскую несправедливость. Однако Манфреду было нужно побеседовать о чем-то с Эриком. Они встали и пересели на верхний конец стола. Ёсте пришлось довольствоваться Германом. Поскольку его выпады против Рамселиуса косвенно задевали и меня, мне пришлось встать на защиту своего высокочтимого учителя. Началась словесная перепалка, главными участниками которой были мы с Ёстой. Герман сидел, плотно сжав губы и угрюмо молчал. Мэрта, оказавшаяся на самой линии фронта, отчаянно скучала. От нечего делать она рассматривала людей, которые непрерывным потоком входили в кафе и снова выходили. Хильдинг задумчиво попыхивал сигарой. Скоро он исчез.