Опасная тропа - [6]

Даргинец, сын даргинца, в даргинской школе учит даргинских детей русскому языку, одному из великих языков мира, который для нас, для малых народов, стал вторым родным языком. Да, да, именно родным, потому что новое в нас и в жизни нашей связано с ним, с этим щедрым и богатым, тонким и выразительным языком.

Мы и о любви научились говорить на этом языке. Спросите любого горца, на каком он языке объясняется в любви, и вам ответят: «Конечно на русском». И это потому, что на родном языке все еще грубо звучат сокровенные слова, ибо столетиями люди избегали их даже в песнях, считая любовь недостойным занятием для носящего папаху.

Отец мой научился этому языку в России, в Тульской губернии, куда он был сослан, а меня учила этому языку в нашей школе Галина Ивановна Изотова, девушка, приехавшая из Курской области в наш аул. Она учила не только меня, но и моих сверстников. Сейчас эти наши аульские акселераты, окончив в городе институты, не желают возвращаться в горы, а тогда, в тридцатые годы, молодые русские девушки, едва окончив педучилище, приезжали к нам, в далекие недоступные горы, несли свет знания людям… И нет слов, чтоб выразить им признательность…

— Ражаб, чтоб ты лопнул, чтоб на тебя лестница свалилась… Будь моя воля, я бы отменила эти каникулы. Что мне с вами делать? Бедолаги вы мои…

Слышите, что моя жена говорит, хочет отменить каникулы, а обо мне и не подумала. Нет, жена, я с тобой не согласен, каникулы — это великая вещь!

Моя жена Патимат очень заботливая, трудолюбивая хозяйка. Иначе и быть не может в горской семье. В хозяйстве моем имеются две коровы и один однорогий бычок, которого зарежу осенью, чтоб на зиму насушить мяса. В доме четыре сносные комнаты, главное — нигде не течет и нет надобности под дождем, под снегом, накинув мешковину, утрамбовывать катком глинобитную крышу. В прошлом году достал стропильный лес, правда, кривой, потому что купил по карману, покрыл крышу простым железом и покрасил алюминиевым порошком. Теперь издали моя крыша выглядит так, будто покрыта оцинкованным железом, как у других — кто побогаче. Я вижу, почтенные, — вы хотите поймать меня на слове. Пожалуйста, ловите, я не отрицаю. Есть в ауле зажиточные и менее состоятельные, ведь не отменен еще принцип: «от каждого по способностям, каждому по труду», хотя, откровенно скажу, учительский труд не из легких и достоин он большей оценки. Есть у меня в сакле ковры, гобелены, кровати, есть швейная машинка, магнитофон — выиграл по лотерее, — и недавно поставил телефон. Я знаю, что это не богато, но мне и моей семье хватает. Гости меня не пугают, потому что жена моя, хотя и обременена заботами по дому, любит гостей и приветливо их принимает и с улыбкой провожает, не считая тех случаев, когда и я сваляю дурака — явлюсь сам веселый и с подвыпившими дружками. Никакая жена, по-моему, не потерпит такого. Да, вот и вчера такое случилось, что сегодня мне стыдно, жене на глаза не могу показаться. И поэтому закрылся я в своей комнате. Сижу у открытого окна, накинув одеяло, и смотрю на аул, роюсь в душе, желая найти оправдание.

Дело в том, что вчера отметили мы с друзьями окончание учебного года. Только проводил я дружков и собрался лечь спать, как слышу стук в дверь. Сердце как-то внезапно сжалось, думаю, пусть кто угодно будет, только бы не те, с которыми надо еще выпить. Говорят же: «гость всегда готов, дом не всегда». Только об этом подумал, как вижу — входят друзья — наш врач Михайло и учитель родного языка Мурад, оба уже навеселе. Ну что делать, не станешь же их выгонять — позора на весь аул не оберешься. Прямо вваливаются шумно в комнату с песней:

Я вам описать ее не смею.

Если и посмею, не сумею.

Я о ней подумаю — немею,

В эту я горянку влюблен.

— Мы пришли к тебе, чтоб продолжить тот наш сегодняшний разговор, — как бы оправдывая свое позднее вторжение, объявляет Мурад.

— Какой разговор? — спрашиваю я и тут же вспоминаю. Да, как-то расположившись к откровению, я спросил его: «Тебе не кажется, что мы живем скучно?»

— Скучно? Не то слово, муторно… — сказал Мурад. — Ты был прав, старина, — хлопает он меня по плечу, — скучно живем, скучно… Можно сесть? Или ты не рад нам?

— Что вы, что вы, ребята, прошу вас, — бросаю я им большие пуховые подушки.

Они садятся на ковер, подложив под себя подушки, скрестив ноги. Будете в наших краях, почтенные, не удивляйтесь, если, придя к кому-нибудь в гости, вы станете снимать на террасе обувь, а гостеприимный хозяин попросит вас:

— Снимите и штаны!

Да, да, такое может случиться. Дело в том, любезные, что старое возвращается, как обновленная мода. Многие аульчане, следуя моде, из гостиной выносят стол, стулья и, как в старину, оставляют лишь ковры и подушки, целую горку подушек, поэтому гости должны сидеть на полу на подушках. А предупредительный и услужливый хозяин попросит снять брюки и протянет тебе или пижамные штаны или спортивные, чтоб твои не помялись. А когда в честь гостей издалека начнут прибывать друзья и соседи, вы, через некоторое время, к своему удивлению, можете обнаружить в разгар веселья, что ваши брюки на другом госте и что тот вытирает о ваши брюки свои жирные руки. И если, удивленные таким делом, заметите об этом хозяину, то он, расплывшись в улыбке, может сказать: