Опасная тропа - [30]

Я привык к этим горам и ущельям, к этим водопадам, речкам и родникам, к этим лесистым склонам. Гости, которых бывает немало и из разных областей, нашим краем восхищаются, просто не находят слов, чтоб выразить свое удивление нашими пейзажами.

Мои двоюродные братья, живущие в городе, бывает, посылают своих гостей с запиской ко мне: «Салам! Эти наши гости хотят побывать в горах. Окажи им внимание. С приветом Мумад, Расул, или Ахмед».

Бессовестные, скажу, они, хотя и мои двоюродные братья, неужели они не знают, что гостям надо не только аул и окрестности показать, но их надо и накормить и ночлег им предоставить? А однажды их было одиннадцать человек. Барана надо зарезать? Надо. Шашлык надо сделать? Надо. А достать этого барана надо? Надо. А к шашлыку доброго вина надо? Надо. А на какие шиши? Я же не бригадир и не чабан, я обыкновенный учитель. А для всего этого еще и время выкроить надо? Надо. Таким образом, мне эти восхищенные гости недешево обходятся…

Простите меня, почтенные, что я так говорю. Но это правда. Тем более о гостеприимстве горцев в газетах пишут, мол, горец, если у него ничего нет, дом продаст, но примет гостей. Трудно, ко все-таки гостей я буду принимать, с гостями, говорят, и добро прибывает… Я бы один, имея такую семью, конечно же, не мог оказать честь многим гостям, но я ведь к тому же имею и друзей… Я их ни о чем не прошу, но когда они узнают, что у меня гости, так все они помогают. И я им тем же плачу. Только, прошу вас, не думайте, что я на что-то жалуюсь, нет.

«Жалобой в наше время ничего не добьешься…» — мудро сказал однажды мой двоюродный брат Мумад, когда я у него в городе был в гостях, и привел такой пример:

— Понимаешь, Мубарак, вот пожаловался я однажды в домоуправление, мол, вот уже две недели в квартире нет горячей воды. И знаешь, на следующий день явился слесарь из домоуправления, такой вежливый, такой приветливый, под ноги газету постелил, чтоб не испачкать нам пол.

— Простите, — сказал он, — я из домоуправления, по вашей жалобе, что у вас нет горячей воды…

— Да, да, пожалуйста.

— Можно мне войти в ванную?

— Конечно.

Он вошел, открыл кран горячей воды, — вода не шла, открыл кран холодной воды, — вода шла. Постучал по трубе гаечным ключом и ушел, сказав: «До свиданья!»

Ну, я обрадовался и жене говорю: «Будет горячая вода, и детей искупаем!»

Только я успел это сказать, как не стало и холодной воды. Месяц мучался. Вот чем кончается жалоба. Нет, лучше молчи, друг, и не рыпайся, не чирикай, чтоб хуже не было. И с тех пор, брат мой, я понял, что жалобами ничего не добьешься.

Да, кто бы ни приезжал в наш аул, непременно говорит:

«Прекрасно, просто дух захватывает, а какие лунные ночи здесь, какая первозданная тишина. Куда ни глянь — живописно…»

Да, у нас, я скажу, свой микроклимат, резких морозов зимой не бывает, не бывает также сильных ветров. И недаром в народе говорят: такие персики и такие девушки, как здесь, нигде не растут.

— Теперь еще одна забота на мою голову, — говорит Ражбадин, шагая со мной рядом. Сегодня он чисто выбрит, отчего усы на лице резко выделяются, усы, похожие на черную бабочку, что носят маэстро оркестранты.

На лице его шрам еще с войны, на голове он носит защитного цвета фуражку, сам мастерит, ведь он неплохой шапочных дел мастер. А китель с накладными карманами придает ему вид бойца, который готов воскликнуть: «Служу…»

— Понимаешь, вчера звонили из штаба студенческих строительных отрядов о том, что один из таких отрядов под названием «Багратион» направляется к нам, на нашу стройку.

— Это же хорошо.

— Конечно, хорошо, я сам просил, чтобы ускорить дело. Но надо сорок человек разместить, обеспечить питанием, создать им условия, напоминающие хотя бы издали городские, понимаешь? В школе, по-моему, есть койки?

— Есть.

— Ты договорись с дирекцией школы, а сейчас пойдем, поговорим с начальником стройучастка и прорабом насчет работы для тебя…

— Спасибо, дядя Ражбадин.

— Пусть «койки» будет первое поручение тебе… — призадумался вдруг директор совхоза. — «Багратион»… А почему так назвали этот отряд? Ты не знаешь?

— Наверное, потому, что звучит гордо, и отряд, наверное, достойный…

Мы шли по тропе, проходящей через наши картофельные поля, на этих полях работает в совхозе и моя жена Патимат. Тропа обложена с обеих сторон каменной изгородью. Легко Ражбадин перепрыгивает через эту невысокую стену, а я следую за ним.

— Ах, злодей, ты только погляди, Мубарак, что тварь делает с нами? Сердце от боли и досады сжимается, ведь я думал в этом году лучший урожай картофеля собрать.

Это он «злодеем» назвал колорадского жука. И в самом деле, жалко было глядеть на картофельное поле. Еще не успело зацвести, а стебли уже поникли без листьев. Одни метелки. Не будет и половины урожая.

— Пошли на стройку: не успеваю я всюду, но стройка важна, глаз да глаз нужен…

— Доверять надо людям, — замечаю я.

— Да-да, доверяй и проверяй. Излишняя доверчивость Дербентскую крепость разрушила.

Новая стройка удалена от аула на четыре километра и расположена на ровном плато у горы Чабхин. Здесь были хорошие альпийские луга. Это было излюбленным местом полуденной стоянки сельского скота. Вызывает недовольство не только пастухов, но и хозяек то, что их коровам негде в жару спастись от слепней и ос. Коровы, привыкшие к этому месту, отмахиваясь хвостами, бегут сюда и укрываются в тени возведенных стен, заходят даже внутрь строящихся помещений. Строительство-то идет на большой площади, и огородить его не решились, желая сэкономить лесоматериалы. И многие коровы не вылезают из-под тени и вечером возвращаются почти без молока. На это жаловалась даже моя жена Патимат, которую тогда я поддержал и сказал: