Опасная седина монет - [39]

Захрапел сразу и смачно.

Днем брать Ваню было сложно: он крутился около Папы. Поэтому взять его Акламин наметил в любую из ближайших ночей. С этого момента Кота не выпускали из поля зрения. Узнав о его квартире, поставили ее под контроль.

Дом был панельный, единственный фонарь в небольшом дворе блекло освещал стены. И чем дальше от фонаря они были, тем света получали меньше. Поэтому в серой полутьме дом казался мрачным и нелюдимым. Окна давно погасли, и их темные пятна чернели угрюмостью.

Когда среди ночи Ваня возник у подъезда, опера приготовились. Кажется, для них настал подходящий момент, чтобы оседлать Кота. Он скрылся в подъезде, и они решили подождать, когда в окнах загорится свет. Но света не было. Пробежала мысль, что Кот не дошел до квартиры или заскочил на миг и сейчас снова выйдет на улицу. Опера переглянулись — другого такого момента может не наступить. Нужно брать немедленно, но без спешки, чтобы наверняка.

Посмотрев на напарника, один из них, в коротком тесноватом пиджаке, не сходящемся на животе, с родинкой на высоком лбу, повел головой и достал ствол. Но в ту секунду, когда он собирался сделать первый шаг из укрытия, напарник в пуловере с горизонтальными полосками на груди и широкими выпирающими бровями придержал его.

Из-за угла вынырнули две темные ссутулившиеся фигуры — одна выше, другая ниже. Они были в летних, застегнутых наглухо под самый подбородок куртках, двигались в полутьме мимо припаркованных автомобилей очень быстро, уверенно, без суеты. Длинный — большими шагами, второй — семенящим шагом. Буквально прошмыгнули в подъезд. Это показалось странным. Могли, конечно, быть жители подъезда, но что-то в них насторожило оперов. Наметанный глаз вычленял некоторые особенности поведения.

С оружием наготове опера тронулись с места. Тихо вошли в темный подъезд. Прислушались. Выше на этаже что-то щелкнуло, скрипнуло и прошуршало. После чего наступило безмолвие, как в гробу.

В эти мгновения Ваня Кот сквозь сон уловил легкий скрип входной двери. Он прекрасно его знал и отличил бы из тысячи звуков. Папина выучка давала результаты. Ваня научился слышать ночную тишину и спать чутко, как собака в будке или зверек на ветке дерева. Не шевелясь, приоткрыл один глаз, навострил ухо. В комнатном дверном проеме мелькнула длинная темная фигура, едва слышно шаркнули шаги. Ваня приоткрыл второй глаз, следя в щелки, что будет дальше. Фигура остановилась перед кроватью, поднимая пистолет с глушителем. У Вани налились мускулы.

Следом в проеме замаячила вторая фигура, ростом ниже.

Задержав дыхание, Кот следил, как ствол пистолета медленно приближался к его лицу.

Еще три секунды, и спусковой крючок будет нажат — и тогда уже пулю ничем не остановить. Но за две секунды до этого Ваня широко раскрыл глаза и сбоку внезапно нанес сильный удар по руке с пистолетом. Раздался слабый хлопок, пуля ушла в стену, а длинный стрелок от неожиданности выронил ствол.

Стремительным рывком вскочив с кровати, Кот свирепо вбил свой кулак в раскрытый рот длинного. Тот запрокинулся, гулко грохаясь на пол, взвизгнул, выплюнул с зубами и кровью напарнику:

— Мочи его!

Замешкавшись, второй не сразу выдернул свой ствол без глушителя. А когда выхватил и торопливо поймал пальцем крючок, ощутил, как ему на голову обрушился кулак Вани. Но нажать он все-таки успел. Пуля обожгла Коту руку. У самого же стрелка от удара по голове подкосились ноги, и он мешком свалился под ноги Ване, пистолет отлетел в сторону.

Однако в следующее мгновение Кот почувствовал удар по ребрам, сильный толчок сзади сбил с ног, и в его шею вцепились руки длинного. Он придавил Ваню к полу, стал душить.

Одна рука Вани, пробитая пулей, была неуправляема. Он сопротивлялся всем телом и второй рукой, но длинный был силен, и Коту не хватало еще одной руки. Пальцы стрелка сдавили горло Ване, перехватывая дыхание.

Близился конец, и Кот отчетливо осознавал это. Мозг уже без всякого напряжения и волнения со странным безразличием выдавал, что вот еще немного, и воздух будет перекрыт полностью, а тогда — все. Однако Кот продолжал сопротивляться. Пальцы убийцы казались стальными обручами. Помочь могло только чудо, и тот, кто сдавливал Ване горло, это понимал.

Во всем подъезде не горело ни одной лампочки. Лишь с улицы сквозь окна межэтажных площадок проникала едва уловимая серость. Оперативники поднимались на ощупь. Идущий первым опер в тесном пиджаке и с родинкой на лбу оступился, запнувшись о ступеньку, припал на колено, выругался негромко, после чего оба замерли, прислушиваясь к темноте, но, постояв, пустились вновь.

И когда уже были рядом с квартирой, услышали глухой звук выстрела внутри. Кинулись к двери. Но чтобы не попасть под пули, стали по ее сторонам, и широкобровый в пуловере тихо-тихо ладонью надавил на дверное полотно. Она медленно подалась. Образовалась щель. Через эту щель услыхали бессловесное сопение, хрипы и возню. Оперативники нажали еще и тихо вошли. Увидав в темноте на полу комнаты возню, сразу все поняли. Включили свет, и опер с родинкой на лбу прокричал:

— Не двигаться! Полиция!

Ошарашенный светом и криком, длинный замер, не отпуская рук с шеи Кота. Его невысокий напарник зашевелился рядом, приходя в себя после удара Вани. Однако опер в пиджаке, долго не раздумывая, вновь оглоушил его, и тот затих.