Опасная работа - [60]

– Нет, благодарю вас, сэр, я позавтракал, прежде чем заявиться к вам. Ночь я провел в городе, куда прибыл для доклада.

– О чем же доклад?

– О полном и совершенном моем фиаско.

– Дело застопорилось?

– Абсолютно.

– Господи, так дайте мне взглянуть на него.

– Видит Бог, я только об этом и мечтаю, мистер Холмс. Ведь это первое мое серьезное расследование, и я ломаю голову, не зная, что мне делать. Ради всего святого, помогите мне!

– Хорошо, хорошо. Между прочим, я уже ознакомился, и довольно внимательно, с представленными материалами, включая вещественные доказательства и результаты дознания. Кстати, что вы думаете о кисете, найденном на месте преступления? Вы не усматриваете в нем некий ключ к разгадке?

Гопкинс, кажется, удивился:

– Но это кисет убитого. Внутри – его инициалы, материал – тюленья кожа, а убитый – старый китобой.

– Однако трубки у него не было.

– Да, сэр. Трубки мы действительно у него не обнаружили. Курил он мало, но мог держать табак для друзей.

– Несомненно. А упомянул кисет я лишь потому, что, веди это расследование я, мне захотелось бы сделать кисет отправным пунктом. Так или иначе, но мой друг Ватсон о деле этом не осведомлен, да и мне не помешает вторично выслушать рассказ о ходе событий. Просветите нас вкратце и в общих чертах, что произошло и как это было.

Стенли Гопкинс вытащил из кармана бумажный листок:

– Я тут записал некоторые даты, из которых вы узнаете биографию покойника. Итак, капитан Питер Кэри родился в 45-м, значит, было ему пятьдесят лет. Успешно занимался промыслом китов и тюленей и зарекомендовал себя как смелый мореплаватель. В 1883-м был капитаном парового судна «Морской единорог», приписанного к Данди и ходившего за тюленями. Проведя ряд удачных экспедиций, он в следующем 1884 году судно оставил, уйдя на покой. Несколько лет он провел в путешествиях, после чего обосновался в Вудменс-Ли, что возле Форест-роу в Сассексе, где приобрел маленькое именьице. Там он прожил шесть лет, там же и умер ровно неделю тому назад.

Личность покойного имел ряд примечательных черт. Образ жизни его был строго пуританский, и вел он себя соответственно – был молчалив и угрюм. Кров с ним делили жена, дочь двадцати лет и две служанки. Последние часто менялись, потому что обстановка в доме была не из веселых, а иногда и просто невыносимой. Хозяин был запойным и, когда пил, становился сущим дьяволом. Известно, что он мог среди ночи выгнать из дома жену и дочь, стегая их кнутом и бегая за ними по парку, пока на крики несчастных не сбегались к его воротам соседи.

Однажды его даже привлекли к суду за нападение на священника, который попытался сделать ему внушение. Короче говоря, мистер Холмс, человека опаснее Питера Кэри и сыскать было трудно, и, как я слышал, он, и будучи капитаном, вел себя точно так же. Китобои прозвали его Черным Питером не только за смуглый цвет лица и косматую черную бороду, но и за характер, от которого страдали все окружающие. Само собой разумеется, что все его ненавидели и избегали и что никто не пролил и слезинки и не посочувствовал такому человеку, когда он встретил свой страшный конец.

В материалах дознания, мистер Холмс, вы, должно быть, нашли описание его «каюты», но, возможно, ваш друг ничего о ней не знает. Так вот – неподалеку от дома он собственноручно выстроил себе деревянный флигель, который называл «каютой». Там он спал. Это была маленькая, в одну комнату, хижина, размером шестнадцать на десять. Ключ от нее он носил в кармане и никого не пускал туда на порог – сам и постель стелил, и прибирался.

С двух сторон хижины было по маленькому занавешенному шторами окну. Штор он никогда не раздвигал. Одно из окон выходило на большак, и, видя по ночам за шторами свет, прохожие недоумевали, почему он не спит и что делает так поздно. Вот это-то окно, мистер Холмс, и стало первым из скудных свидетельств, которыми мы располагаем в этом расследовании.

Вы, наверно, помните, что каменщик Слейтер, который за день до убийства в час ночи возвращался из Форест-роу, проходя мимо усадьбы, приостановился, привлеченный светом в окне, так поздно горевшим и видимом за деревьями. И он клянется: там была ясно видна тень головы в профиль, и голова эта принадлежала вовсе не Питеру Кэри, которого он отлично знает, а другому бородачу, потому что борода была короткой и задиралась вверх, не так, как у капитана. Он настаивает на этом показании (правда, перед этим он два часа провел в пивной, а расстояние от хижины до дороги тоже не маленькое. Кроме всего прочего, тень он видел в понедельник, преступление же произошло в среду.)

Во вторник Питер Кэри находился в самом дурном расположении духа, чернее тучи, да к тому же еще и выпивши. Он рычал как дикий зверь и метался по дому, не находя себе места. Видя это, женщины старались не попадаться ему на глаза. Поздно вечером он удалился в эту свою хижину. В два часа ночи его дочь, спавшая с открытым окном, услышала донесшийся оттуда душераздирающий вопль, но, будучи пьяным, капитан нередко издавал подобные страшные звуки, и на вопль этот она не обратила внимания. Одна из служанок, встав в семь, заметила, что дверь хижины распахнута, но так велик был страх этих женщин перед капитаном, что только в полдень они осмелились подойти к двери и узнать, не случилось ли с ним чего. Заглянув в открытую дверь, они увидели зрелище, заставившее их побелеть от ужаса, а затем со всех ног броситься в деревню за помощью. Не прошло и часа, как я уже был на месте преступления и занялся расследованием.