Опасная работа - [40]

Но стать свидетелем поимки кита или, еще того лучше, участником охоты на него в боте с гарпунной пушкой, либо среди матросов, вооруженных ручными гарпунами и пиками, – удовольствие острое и ни с чем не сравнимое. Если пойманный лосось – это истинно королевский трофей, то что сказать о трофее размером с дом и стоящем добрых тысячу-две фунтов, когда леской тебе служит канат из манильской пеньки, и скручен он из пятидесяти крепчайших веревок? Перед азартом подобной охоты меркнут все спортивные переживания. Сто тонн мяса отчаянно взбивают воду в кровавую пену, два гигантских черных плавника вздымаются и падают, подобно крыльям ветряной мельницы, застя дневной свет боту, но гарпунер, стойко держась на ногах в наиболее безопасном месте – поближе к голове животного, – вжимает в грудь деревянную рукоять двенадцатифутового гарпуна, пронзает им тело кита и не оставляет его, пока не заканчивается долгий поединок и черная спина не поворачивается в воде, открывая глазу мертвенное серовато-белое брюхо. Но несмотря на все возбуждение и весь восторг этой схватки (а никто из не державших весло в китобойном боте даже не может себе их вообразить), нельзя не испытывать сочувствия к несчастной жертве охоты. Глаз у кита очень маленький, не больше бычьего, но невозможно забыть жалобного молящего выражения в этом глазу перед тем, как его заволакивает смертная пелена. Разве расскажешь несчастному созданию о выгоде китобойного промысла, растолкуешь его правила и требования, объяснишь, что, соорудив у него в пасти своеобразный фильтр с пластинками из материала невероятно гибкого и одновременно невероятно прочного, Природа подписала ему смертный приговор?

Разумеется, объектом китового промысла служит лишь один, и довольно редкий, вид китов. Обычный же полосатик, самый крупных из всех представителей фауны, может перемещать свою восьмидесятифутовую громаду, свою жирную тушу, как ему вздумается, и сколько угодно кружиться и играть вокруг китобойных судов, не опасаясь снарядов более опасных, чем сухарь, которым в него запустит моряк. Такие киты, равно как и родственные им горбатые киты, изобилуют в арктических широтах, и фонтаны воды, которые они выпускают, в ясный день курятся на горизонте, застилая его дымом наподобие дыма фабричных труб в городах. И все же увидеть на глубине, там, где морская зелень переходит в черноту, огромный проплывающий под днищем судна силуэт бывает странно. И странны звуки, которые киты издают, выныривая – звуки, похожие не то на довольное хрюканье свиньи, не то на вой ветра в печной трубе. Быть довольным полосатик имеет все основания, ибо врагов у него, кроме изредка появляющейся меч-рыбы, нет, а мать-Природа, которая, видимо, желая подшутить, снабдила крупнейшего из млекопитающих – настоящего кита – самой узкой из глоток, менее ценному его собрату глотку значительно расширила, что позволяет ему питаться сельдью в свое удовольствие.

Отважный морской охотник, который на всех книжных иллюстрациях стоит на носу, подняв руку с гарпуном и изготовившись для броска, а сзади, за его плечами вьется веревка, отошел теперь в область преданий. В гренландских водах его не встретишь уже лет сто или даже больше, с тех самых пор, как люди поняли, что выстрел и метче, и эффективнее броска. Однако идеалы детства имеют над нами власть, и я думаю, что должно пройти еще не менее столетия, прежде чем картинка с отважным гарпунером исчезнет с книжных фронтисписов, где он по-прежнему все еще бьет гиганта-кита устарелым своим оружием и с дальнего расстояния.

Похожая на гигантский кавалерийский седельный пистолет с мощным обернутым в паклю зарядом в 20 драхм пороху гарпунная пушка – орудие хоть и менее живописно-романтическое, зато надежное.

Однако чтобы целиться из такой пушки, надо обладать особым мастерством. Это легко признать, учитывая, что прикрепленный к снаряду линь может сильно изменять траекторию его полета. Поэтому целиться так трудно, что, по правилам, лодке к киту надо подойти почти вплотную и как бы нависнуть над ним носовой своей частью, гарпунеру же – стрелять непосредственно вниз, посылая в мощную спину животного, в ту часть, что возле хвоста, не только четырехфутовый гарпун с зарядом, но и прикрепленную к нему веревку. Тут животному полагалось бы взмахнуть хвостом, как оно всегда делает на картинках, что было бы крайне неприятно для людей в лодке, но, к счастью, этого не происходит: кит, напуганный или раненый, ничего подобного не делает, напротив, хвост он поджимает совсем по-собачьи и камнем падает на дно. Нос лодки тогда с плеском погружается в воду, гарпунер переводит дух, а команда бота закуривает трубки и для устойчивости покрепче упирается ногами в борта, в то время как по центру бота бежит, разматываясь и устремляясь к его носу линь. Хватает его мили на две, а рядом сторожит второй бот с запасным линем – на случай, если первого не хватит.

И тут стоит сказать об одной серьезной опасности, которая подстерегает китобоев: намокший линь, разматываясь, обычно образует петли и, убегая с лодки вниз, может потянуть за собой и китобоя, если нога того попадет в петлю. Попав в такое лассо, китобой гибнет в пучине, прежде чем его успевают хватиться на боте. Или же петлей может захлестнуть и сам бот, который в таком случае погружается в воду со стремительностью пробкового поплавка на леске, а для того, чтобы выплыть в высоких сапогах китобоя, требуется мастерство незаурядного пловца. Киты нередко мстят подобным образом своим обидчикам. Знаю о несчастье, приключившемся с одним китобоем, нога которого попала в веревочную петлю. Когда линем его потянуло за борт, рулевой с криком: «Господи, Алек тонет!» уже занес руку с топором, чтобы перерубить линь, но несчастный остановил его, ухватив за кисть. «Нет, братец, деньги за жир очень пригодятся моей вдовушке!» – успел сказать он и исчез в пучине.