Опасная обочина - [54]

Инспектор Савельев направился прямо к вагончику, где обреталась контора. На крылечке он сбил веником с обуви снег, погромыхал для приличия казенными калошами и уже через минуту входил в кабинет Стародубцева. Войдя, он дважды откашлялся и извлек из недр своего грузного тела ломкий, юношеский, но звонкий и уверенный голос.

— Здравия желаю, товарищ Стародубцев, — вот что сказал инспектор милиции.

Стародубцев мрачно и даже подозрительно посмотрел на младшего лейтенанта, про себя прикидывая, что бы это милиции летать на вертолетах, что это за срочность такая, не иначе, как что-то случилось из ряда вон…

— А-а, Савельев, — вслух же произнес он. — И я тебе желаю. С чем пожаловал в наши пенаты?

— Погодите-ка, Виктор Васильевич… Одну минуту. Дайте вздохнуть.

Тут бдительный инспектор, несмотря на тяжелые валенки, отягощенные калошами, быстро подошел к дверям радиостанции, из круглого окошечка которой уже давно двумя пунцовыми ушами-гладиолусами расцветала стыдливо-любопытная физиономия радиста Вовочки Орлова. Савельев не стал церемониться с радистом: он совершенно спокойно и бесцеремонно затолкал эту самую голову внутрь радиостанции и вернулся к столу, будучи твердо уверен в том, что служебные переговоры находятся в почти такой же безопасности, как, скажем, на конференциях в Ялте или Тегеране.

Однако возмутился Стародубцев. Притворно или нет — какая нам разница.

— Ты что это себе позволяешь, Савельев?! — грозно вопросил он. — Ты тут поаккуратнее. Здесь, понимаешь, мои люди, не кто-нибудь — почти орденоносцы… И все дела!

— Почти — это еще не уже, — резонно заметил старший инспектор. — А пока не орденоносцы, учить их будем.

— Тебя бы самого учить смолоду, — проворчал Стародубцев, — глядишь, в генералы бы вышел. Хотя вряд ли, не слишком ты способный.

Эта перепалка была безусловно дружеской. Дело в том, что Стародубцев и Савельев были людьми не просто одного поколения, а старыми добрыми приятелями, и вот уже на протяжении чуть ли не двух десятилетий манера их общения была именно такова.

— Давай выкладывай, «майор Пронин», — насупил рыжие мохнатые брови начальник колонны. — Что там у тебя?

«Майор Пронин» еще раз откашлялся.

— Прошу меня выслушать внимательно, Виктор Васильевич, — сказал он, — дело очень ответственное и сурьезное. Вы улавливаете мою мысль?

— Да откуда же у тебя мысли?! — сокрушенно вздохнул Стародубцев. — Где ты их прячешь? А вот что-нибудь «сурьезное» у тебя про запас всегда есть. Правда, потом выясняется, что оно и яйца выеденного не стоит.

— Вы ошибаетесь, товарищ Стародубцев, и находитесь в заблуждении. Сейчас я вам все разъясню.

— Да уж сделай милость.

Инспектор снова откашлялся, а затем со значением произнес:

— Информирую вас, товарищ Стародубцев, совершенно официально. Значит, так. Из колонии совершил побег…

Стародубцев поморщился:

— Из тюрьмы, что ли?

— Повторяю: из колонии, — с педантичной непреклонностью подчеркнул младший лейтенант.

— Ладно, ладно, не тяни. Что там дальше?

Инспектор мягко прошелся по кабинету, демонстрируя свою должностную терпеливость, достойную более высоких сфер, нежели эта.

«Экой торопливый и непонятливый», — подумал он о своем старом товарище.

Савельев еще раз откашлялся — такая уж у него была манера — и педагогично вернулся к началу «сурьезного» дела, с которым сюда прилетел:

— Еще раз повторяю: из исправительно-трудовой колонии усиленного режима совершил побег особо опасный рецидивист, то есть преступный элемент.

— Ясное дело, не академик, — ухмыльнулся в усы Стародубцев.

— Само собой. Значит, так. Какие есть данные? Направление побега пока неизвестно.

— Очень много данных, — хмыкнул начальник колонны. — А еще что-нибудь есть?

— Есть, но об этом позже.

Тут, видимо, старший инспектор Савельев решил, что административное вступление сделано, и перешел с официального языка на обиходный, нормальный:

— К вам на трассу он вряд ли, конечно, выйдет. Но кто его знает, голод не тетка… Опять же ружьишко может понадобиться или, там, самосвальчик. Во всяком случае, небольшая вероятность все-таки есть. Так что, Виктор Васильевич, надо оповестить личный состав и быть начеку.

Стародубцев натурально пригорюнился:

— И куда же вы это смотрите, хотел бы я знать?

Савельев вспыхнул:

— Я-то здесь при чем, Виктор Васильевич?! Мне с вашими шоферюгами забот хватает. Вот так! — и он чиркнул ребром ладони по бескадычному горлу.

— С кем, с кем, с кем? — подивился Стародубцев такой агрессивности. — С моими шо-фе-рю-ю-га-ми? А сам-то ты, мил человек, давно шоферюгой был?! У меня в семнадцатой колонне? А? Или память отшибло?

— Давно, — хмуро ответил Савельев. — Восемнадцать годочков минуло, и вспоминать не хочу.

— А я напомню, я напомню. Был ты, Савельев, шофером, может, и не самым лучшим, но все-таки шофером. И чего это ты в милицию пошел? Ну какой из тебя сыскной инспектор, прости меня господи?

— Так я и есть участковый, а не оперативный. Вам что, не нравится?

— Не нравится, — вздохнул Стародубцев. — Вон уж, милый друг, ты лысый стал, а все еще… младший лейтенант. Ладно ли это? А? Не слышу возражений.

— Счас услышите! — услышал Виктор Васильевич. — Вы, товарищ Стародубцев, мою лысость не третируйте, не по зубам она вам. Да и у вас, между прочим, не чубчик кучерявый. А моя лысина на посту заработана. Ясно?